– Почему я?

– Вы честолюбивы, милорд. – Теперь комиссионер смотрел прямо в глаза Эмилю. – Такая система не оставляет места для честолюбия. Все паи равны – тогда почему же кто-то должен работать больше прочих? Я задавал себе этот вопрос, милорд, и нашел ответ. Предположим, честолюбивый человек работает больше нормы. Он получает больше амброзии. Излишек он не сдает на общий склад, а держит в безопасном месте. Однажды он подумает, что сможет продать его напрямую и, следовательно, с большей выгодой. Если бы нашелся такой человек, милорд, – осторожно продолжал комиссионер, – ему бы, например, потребовался такой человек, как я.

– Чтобы руководить сделками?

– Да, милорд. Честно и скромно. Кредит можно поместить на какой-нибудь другой планете. Все это легко можно устроить. – Скруто выжидательно замолчал.

Эмиль поморщился.

– Вы можете идти, – холодно произнес он.

– Милорд?

– Уходите. Обещаю, что зла вам не причинят, – добавил он. – Кальдор держит свое слово. Идите, пока вы к этому еще способны.

Из своей башни Эмиль смотрел, как комиссионер идет к своему летательному аппарату. Аппарат взлетел в слабом шуме двигателей, споткнувшись немного, повстречав сильные восходящие потоки тепла от окружающих зданий; затем выровнявшись, он направился в сторону города. Эмиль все смотрел, пока аппарат не исчез вдали.

«Кто же подослал тебя? – спрашивал он себя. – Фентоны? Томблены? Или кто-то другой? Проверить меня, конечно. Найти какой– нибудь повод, чтобы обвинить меня в желании нарушить Пакт». Его руки сжались в кулаки, когда он подумал об этом. Хайв был оплетен сетью интриг – каждый Дома желал получить больше других, и каждый наталкивался на взаимное согласие, которое приводило их всех в бессилие.

А если это честный человек? Подлинный комиссионер, которого осенила хитрая догадка относительно соблазнов экономической системы, существующей на Хайве? Это совсем не трудно для того, кто наделен воображением и знанием человеческой природы. Такой человек мог бы оценить ситуацию, найти возможность получения большей выгоды и пойти на разумный риск, чтобы действовать в открытую. И этот риск оказался бы не таким страшным. Он может быть виновен ни в чем другом, кроме предложения своих услуг.

Но – насколько он искренен?

«Дераи могла бы мне сказать. Ее способность могла бы найти корни мотивации этого комиссионера. Ей следовало бы быть здесь, – подумал Эмиль. – Я нуждаюсь в ней теперь больше прежнего. Чем скорее она вернется, тем лучше, – подумал он. – Если только она вернется сюда, ей никогда больше не разрешат уйти отсюда вновь».

Ее брак с Устаром решил бы эту проблему.

Блейн повстречал кибера, когда тот поднимался по лестнице в комнату, где его дедушка проводил практически все свое время. Они столкнулись нос к носу: один высокий, с ястребиным лицом, другой – молодой в тускло-зеленой рубашке с серебряной отделкой. На груди у Брейна красовался отличительный знак семейства Кальдор, на груди у Регора – отличительный знак Киклана. Один принадлежал к оплоту семейства, другой был всего лишь платным советником. И ни у того, ни у другого не было никаких сомнений относительно того, кто главнее.

– Милорд, – кибер автоматически отступил на шаг, уступая право пройти первым, отдавая дань условностям и этикету.

– Один момент. – Блейн протянул ему бумаги, которые нес из библиотеки. – Сергал просил меня отдать это вам.

– Благодарю вас, милорд, – сказал Регор тихим голосом, заучено не содержавшим сердитых ноток. – Вам бы не следовало обременять себя этим. Дело не такое уж срочное.

– Дело? – Блейн выразил любопытство. – Вам Эмиль поручил какое-то дело?