Он выскочил, на ходу натягивая кеды; душный воздух ударил в лицо, он со всей силы навалился на дверь, и подъезд наконец выпустил наружу. Он побежал так, что все смазалось, запрыгали трещины в асфальте.

Преграда выросла внезапно. Он едва не полетел кувырком, наткнувшись, как на железную перекладину, на чью-то руку.

– Куда спешишь, Блиц?

Поднял глаза. И понял, что встреча не сулит ничего хорошего.

Уже следующим вечером в плотных сумерках он скользил вдоль фасада администрации, держа в руках тяжелый баллончик. Через дорогу стояла дежурная часть, и у него тряслись поджилки. Он нажал на кнопку – и не выдержал, тут же отвел баллончик от стены. Но черная точка расплылась по граффити, а взмах руки добавил нечеткий летящий шлейф.

– Слабо? – донеслось из тишины свистящим шепотом. И почти сразу – звонким, возмущенным девчоночьим голоском:

– Ты что делаешь, придурок?!

Что она сама, двенадцатилетка, делала у администрации одна, поздним вечером, с мощным фонарем? Граффити охраняла?

– Кто тут еще? – деловито и бесстрашно спросила девчонка, шаря фонарем вдоль стены. – Пакостники!

Он услышал, как затрещали кусты сирени, как скрипнула металлическая калитка – новые друзья, обещавшие принять в стаю, смывались. Он и сам хотел побежать, но крепкие влажные пальцы вцепились в локоть, крик хлестнул по ушам:

– Куда? Стоять! В полицию!

Дернуло ознобом. Перед глазами полыхнуло разъяренное лицо отца – не дома, в майке и трениках, а там, на службе, в погонах и форме, – и он залепетал несуразицу, оправдываясь, умоляя, упрашивая сжалиться…

В рот затекали слезы, сердце подпрыгивало, как мелкий камешек, локоть онемел и пульсировал в цепких пальцах. Он вырывался, упирался как мог, но девчонка оказалась сильнее него – хиляка, усилиями отца ненавидевшего любой спорт.

Остановившись на границе освещенного круга у крыльца дежурной части, она перехватила его поудобней, развернула к себе и тихо, угрожающе процедила, прервав поток оправданий:

– Туда – или со мной?

В окне мелькнула фигура в фуражке, задергались жалюзи.

– С тобой! – выпалил он, каменея от ужаса.

– Будешь помогать? – глянув исподлобья, требовательно спросила девчонка.

Он кивнул, загривком уже почти чувствуя тяжелую отцовскую ладонь.

– Будешь слушаться?

– Да!

Дверь распахнулась. На порог выглянул дежурный.

Девчонка рывком утащила его в тень стены.

– Так, – блестя глазами, прошептала она, – меня зовут Стелла. Тебя?

– Ар…ртем.

– Слушай внимательно и запоминай с первого раза, пакостник…

Так он попал в плен Стальной Звезды.

* * *

Стелла никогда не переступала грань. Всегда чувствовала, когда натянуть поводок, а когда ослабить. День за днем, дело за делом, их опутывала паутина совместных секретов. А в сентябре оказалось, что она тоже поступила в гимназию – вместе с ним, в пятый «А» с юридическим уклоном, самый престижный в городе. Он сдал тесты средненько, приняли благодаря тому, что нажал отец. Она, конечно, пробилась сама и тут же договорилась с классной, чтобы они сидели за одной партой.

В первый осенний вечер, примостившись на развалинах клумбы в городском саду, Стелла давала новым одноклассникам едкие характеристики, а после, устав, всех скопом окрестила козявками. Так они их и называли.

Почти год все держалось на стыдной тайне с граффити, но потом появился и ее секрет: Стелла забыла ключи, и ему пришлось лезть к ней домой через форточку. Тогда-то он увидел ее мать – шарлатанку-гадалку и пьяницу. Чем выше взлетала Стелла, тем сильней стеснялась, что живет в доме с колонкой, без отца и с матерью-выпивохой.

Он стал ее компаньоном, секретарем, поверенным. Она – его компанией, и больше ему не нужна была никакая стая, тем более что к старшей школе Стелла выбилась не только в гордость гимназии, но и в молодежный совет.