Так вот, сидим мы и у каждого по такому баулу, наполненному качественной, импортной одеждой. У каждого солидная сумма валюты и рублей. И тут Ян, как ни в чём не, бывало, берёт со стола колоду карт и обращается к нам: «Ну что, может перекинемся?» «Давай!» Подхватил Феликс, «В Бур козла, нас как раз четверо!» «В Бур козла так в Бур козла! Погнали!» Азартно прошептал Ян, шустро перетасовывая колоду.

В тот вечер мы засиделись до рассвета. Было весело! В общей сложности я оставил около трёх тысяч долларов, своих и чужих денег. Да, всё осело у Гроба! Ему вообще везло в карты.

С тех пор я вообще не играл на деньги. А Ян, сука Гроб, ходил у меня на мушке.

Школа, учёба, поведение, всё было безукоризненно! До пятого класса я был отличником. Ну может одна-две четвёрки в году. Прекрасно рисовал, занимался в секции настольного тенниса, куда меня отдал отец, чтобы развить хорошую реакцию. Так, собственно, и произошло, я стал одним из лучших и подающих большие надежды, теннисистом. За мои успехи в спорте, родители подарили мне ракетку Баттерфляй. Её специально для меня выписали из Японии в Гонконг, откуда и привезли в Москву. Такой ракетки не было даже у моего тренера международника. Теннис, конечно, хорошо, но успехи и перспективы в дальнейшем меня не впечатляли. Я стал присматриваться к восточным единоборствам, боксу. Подумав, я остановил выбор на боксе и поделился своими соображениями с папой. Он внимательно выслушал и ответил: “ Хорошо, для мужчины важно уметь хорошо владеть кулаками, но имей в виду, на освоение техники бокса у тебя только один год, а дальше будешь изучать Дзюдо. Голову беречь надо сынок, старайся её не подставлять на тренировках. Борьба, тем более Дзюдо тебя многому научит, можешь заниматься всю жизнь».

Я поблагодарил раздосадованного новостью о своём уходе тренера по теннису и, через две недели уже тренировался в секции по боксу, где опять старался быть лучшим, как учил отец, что у меня не плохо получалось.

По-прежнему я был добр, вежлив, дружелюбен и доброжелателен с окружающими людьми. Таким я родился, таким меня воспитали родители. Они тщательно оберегали меня от любой негативной информации. Даже профессиональная деятельность отца была очень хорошо замаскирована. Хотя я понимал, что за ночными звонками и неожиданными командировками, после которых он возвращался каким-то опустошённым и другим, скрываются очень важные дела. Да, командировки из которых он возвращался иногда как ребёнок добрый и открытый, а иногда наоборот, холодный, не многословный, тихий и вместе с этим очень сосредоточенный.

У папы никогда не менялся тембр голоса, интонация. Речь всегда была ровная, в одной звуковой тональности. Он звучал очень убедительно. И да, я никогда, ни разу в жизни, не видел отца в изменённом сознании или попросту говоря выпившим, а уж тем более пьяным. Хотя застолья у нас дома были не редкостью, и он не отказывал себе в удовольствии пригубить коньяку или выпить немного хорошего вина. К слову сказать я вообще в первые увидел пьяного мужчину в шестом классе, в автобусе, возвращаясь с тренировки домой. Увиденное ужаснуло, вызвало отторжение и запомнилось.

Вообще место работы отца не принято было обсуждать, так же, как и то, что именно входило в график его рабочих обязанностей. Это была серьёзная семейная тайна, о которой не принято было говорить. Но я чувствовал, что то, что он делал, было как бы за гранью обычного мира. От отца исходила энергия какой-то запредельной и, если угодно, ужасающей свободы. Это проявлялось во всём. В незначительном, указывающем на тот или иной предмет движение руки, в одобрительном кивке головой, во взгляде, манерах, лёгкой походке.