– Алекс, ты? – С подёрнутого юношеским пушком румяного лица Фагота, тут же сошло напряжение и тот приветливо улыбнулся. – Заходи! У нас сегодня праздник, Макар с ребятами приехал. Так сказать, велкам ту зе пати! – долговязый Фагот вежливо посторонился, освобождая проход в квартиру. Треньканье гитар, звон стаканов, смех и весёлый шум, доносившийся из комнаты, говорили о том, что собравшиеся уже давно перешли к нарушению третьего условия.

– Нет, спасибо. Как нибудь в другой раз, я только с командировки. Пол у тебя?

– Здесь, конечно. Может, всё-таки заскочишь, так сказать, с корабля на бал?

– Так сказать, сенкью вери велкам, – Алекс усмехнулся. – С корабля на бал не получится, мне на другой корабль через три часа. Позови брата, пусть на секунду выскочит.

Полуэкт, который с детства обладал неплохими музыкальными способностями, так и не смог убедить родителей отдать его в музыкальную школу. Они посчитали, что их младшему отпрыску будет полезней заниматься шахматами, и он остался без музыкального образования. Но после смерти родителей Полуэкт решил наверстать упущенное и по самоучителю освоил шестиструнную гитару. А в старших классах страстно увлёкся рок-музыкой и стал поигрывать в школьном, а затем в институтском вокально-инструментальном ансамбле.

Как и подобает приличным рок-музыкантам того времени, Пол Ковалёв носил длинные волосы. Длинные насколько, чтобы не разозлить майора с военной кафедры. А ещё он пытался отрастить усы. Усы росли очень плохо, и Полуэкт время от времени их сбривал. Сегодня он был со свежими зачатками усов, в шикарной футболке с какой-то надписью на английском и в крутых, потёртых особым образом, расклешённых джинсах. На выход в люди он обычно надевал круглые, тёмные как у кота Базилио, солнцезащитные очки.

– Какие люди! Надолго? – взглянув поверх очков на брата, спросил Полуэкт.

– Не волнуйся, не помешаю, – подмигнул брату Алекс. – Я буквально на пару часиков, а затем снова свалю на неопределённый срок.

– Куда на этот раз?

– В Казахстан. Слушай, дай ключ от нашей квартиры, я свой категорически потерял. Кстати, не помнишь, где лежит дубликат?

Младший брат протянул заветный ключ.

– Держи. А дубликат ты сам куда-то заныкал, я не в курсе.

– Ладно, поищу. А надолго тут у вас?

Полуэкт пожал плечами.

– Кто ж его знает? Вечер обещает быть томным.

– Ну ты особо не расслабляться. Надеюсь, пиво с портвейном больше смешивать не будешь?

– Не ори, – младший брат непроизвольно оглянулся. – Я взял аскезу. Временно. Короче, если меня не дождёшься, занеси ключ сюда.

Лето в Ленинграде не часто радует горожан жаркими деньками – как правило, это одна-две недели в июле. А в августе, по устоявшимся климатическим традициям, начинается ленинградская осень. В этот августовский день осенью ещё не пахло, но прохладный ветерок прозрачно намекал, что она уже не за горами.

В квартире, куда Алекс наконец-то попал, было душно, и первым делом он распахнул настежь окна. Вместе со свежим ветерком, который начал вытеснять затхлость холостяцкого жилища, в квартиру ворвались ритмичные звуки ударных и бас-гитары, доносившиеся из студии. А вслед за ними влетела большая муха. Пометавшись по комнате, она вылетела в прихожую и уселась на плакат «Роллинг Стоунз», гордость братовой коллекции. Алекс был поклонником классического джаза, и «роллинги» для него ровным счётом ничего не значили, но он не любил мух и стал искать что-нибудь подходящее, чтобы выгнать проклятое насекомое наружу. На глаза попалась газета, вчерашний номер «Ленинградской правды». Скрутив её в трубочку, Алекс повернулся к плакату. Но мухи там уже не было.