– Присаживайся, я сейчас, – засуетилась хозяйка, отложив цветы и ставя на конфорку беленький чайник.

Опускаю задницу на табуретку рядом со входом.

Хозяйка наполняет водой небольшую вазочку на подоконнике, вставляет в неё розы.

Затем на столе появляются тарелочки с печеньем и сушками, пузатый миниатюрный чайничек с заваркой, сахарница и пустые чашки на блюдцах.

Хозяйка пристраивается на табуретке напротив меня, подперев подбородок ладошкой.

– Как там в больнице, все нормально прошло? – спрашивает она.

– Вытянули. Практически с того света, спасибо тебе и нашим докторам, – честно отвечаю я.

«Особенно Мастеру. За новую жизнь».

– И как ты сейчас себя чувствуешь?

– Нормально, – отвечаю я. – Конечно, не так, как прежде, но в целом неплохо.

Минут пятнадцать мы болтаем о разных пустяках. А потом я решаю перейти к делу.

– Зин, разговор есть.

– Говори.

В её глазах на секунду мелькнуло разочарование.

– Я на работу решил устроиться. В твоём магазине место есть экспедитора там или грузчика?

– Ты поэтому ко мне пришёл? – Голос девушки похолодел на несколько градусов.

– Не совсем. Я в любом случае обязательно зашел бы тебя поблагодарить. Как бы там ни было, ты мне всё-таки жизнь спасла. А это не забывается. Но понимаешь, после того, что пережил, решил изменить свою жизнь. Вот хочу на работу устроиться. Вчера с Санькой разговаривал, он мне посоветовал к тебе обратиться. Ты же продавщицей в универмаге работаешь, а там могут грузчики требоваться или ещё кто-то. И сейчас совмещаю приятное с полезным. Пришел сказать спасибо симпатичной девушке и заодно узнать о работе.

– Понятно, – вздохнула Зина. – А почему на завод устроиться не хочешь?

– Не вижу там особых перспектив. Грузчиком в магазине мне проще и удобнее.

– Сейчас я тебе сказать ничего не могу, – задумалась девушка. – Может не получиться.

– Из-за судимости? – интересуюсь я.

– Да причем здесь это? – отмахнулась продавщица. – Наоборот, таких и берут. У нас большинство грузчиков судимые. С ними проще. Работают они нормально и лишнего не болтают. Только одна проблема – пьют много. И судимые, и несудимые. Вот на этом и можно сыграть. Петрович в последнее время не просыхает. Совсем ополоумел хрен старый. Бухой валяется, а нам приходится самим ящики ворочать. Но в любом случае это не я буду решать, а директор или его зам.

– Так спроси, Зин, а я в долгу не останусь.

– Сегодня я отдыхаю. А завтра на работе и поговорю. Знаешь, что? Приходи ко мне послезавтра, в это же время, может, уже будет что-то известно.

– Договорились, приду обязательно.

Мы ещё минут двадцать поболтали, а потом я засобирался. Сегодня ещё надо в боксёрскую секцию забежать. Когда с Дубой и Санькой сидели, парни сказали, что буквально через пару кварталов ДЮСШ есть с секцией бокса, и объяснили, как туда добраться.

Забежал домой, в своих вещах нашёл кожаную сине-бело-красную сумку с символом Кремля и олимпийскими кольцами под ним и надписью сбоку «Olympiad-80», запихнул туда голубые треники, майку и полотенце. И быстро сбежал на тренировку, послав извиняющуюся улыбку пухлышке, снова терроризирующей меня томными взглядами. По дороге заскочил в аптеку и купил парочку запечатанных в полиэтилен рулончиков широких эластичных бинтов. Других там не было. А спортивных для бокса я в 70–80-х годах в свободной продаже не видел.

Зал бокса в ДЮСШ был погружен в полумрак, пах мужским потом и выглядел брутально благодаря разбитым грушам, обмотанным разлохмаченной синей изолентой и прозрачным «свемовским» скотчем.

В отдалении квадратный дядя обрабатывал грушу сериями ударов, накидывая троечки-четверочки прямых и боковых. После каждой подачи по залу разносилось гулкое эхо ударов.