– В чем я витаю?

– Ну, ты знаешь…

– Понятия не имею.

– Знаешь, знаешь.

– Я тебе сколько раз говорила, не засоряй свою голову незнакомыми словами, береги извилины.

– Ага. – Тут Сонька вытянула шею и сказала: – Вот это тачка, умереть в девицах… Спорю на твоего любимого паука – это он!

Машина тормознула возле лестницы, надо сказать, на нее стоило посмотреть, лично я такую видела в первый раз. Дверца распахнулась, и оттуда с трудом выбралась здоровенная горилла в зеленом пиджаке. Если это был Сонькин одноклассник, то он здорово изменился. Знакомиться с ним совершенно не хотелось. Взглянув на его лицо, я и вовсе опечалилась: может, он и похож на гориллу, только мозгов у нее явно больше. Рядом с ним появились две обезьяны поменьше, очень суетливые. Дверь распахнулась на всю возможную ширину, и Сонька выдохнула: «Он!» Описание, данное ею Рахматулину, было довольно точным: невысокий брюнет в очень дорогом костюме, великолепная фигура скрадывала недостаток роста, и выглядел он просто сокрушительно, особенно на фоне трех мартышек, причем совершенно не был похож на уголовника, как я их представляла, хотя я и не очень утруждала себя на этот счет.

Пока мы глаза таращили, Рахматулин поднялся по ступенькам и направился к дверям «Айсберга». Одна из обезьян, та, что помельче, предусмотрительно забежала вперед. Он прошел мимо нас, совершенно не заметив. Сонька, которая при виде всего этого великолепия малость растерялась, пришла в себя и громко позвала:

– Витя!

Рахматулин обернулся, недовольно нахмурившись. Я покосилась на Соньку, конечно, женщина она сногсшибательная, но как-то мне не верилось, что любовь к ней он пронес через всю жизнь. Мне стало жаль наших усилий. В этот момент в лице Рахматулина стали происходить разительные перемены: сначала он нахмурился еще больше, точно что-то вспоминая, потом вдруг улыбнулся и пошел к нам, широко раскинув руки.

– Бог мой, Софа, ну надо же… Какая встреча!

Софа мгновенно расцвела, повела глазами и плечами и запела в ответ:

– Только не говори, сколько лет прошло, не стоит напоминать, что я уже старуха.

– Ну уж нет, потрясно выглядишь. – Он подошел вплотную, они с Сонькой обнялись и троекратно облобызались, по русскому обычаю, надо полагать. Три обезьяны выжидающе замерли, самая крупная сочла нужным нерешительно улыбнуться.

– Какими судьбами в наших краях? – спросил Рахматулин, отступая на шаг.

– Я ведь тебя ищу, Витя.

– Серьезно? – Тут Витя посмотрел в мою сторону. Сонька права, к блондинкам он явно дышал неровно.

– Моя подруга, – влезла Сонька, обладавшая собачьим чутьем. – Познакомься, Грета.

– Вообще-то Маргарита, – сказала я, – Гретой меня называет Софа и еще несколько друзей.

Он осторожно пожал мне руку.

– Виктор. Что ж мы стоим, а? Пойдемте, посидим, встречу отметим. Сколько лет не виделись… Ты Надьку Сорочинскую помнишь?

– Конечно.

– Так она в ментовке, следователь, прикинь?

– Серьезно! – ахнула Сонька. – Впрочем, она всегда была занудой, а этот ее дурацкий хвост…

Далее последовали воспоминания, обычные в таких случаях. Мы вошли в ресторан и заняли стол в нише, что-то вроде отдельного кабинета, обезьяны расположились неподалеку. Воспоминания продолжались.

– А помнишь, как Вовка Новосадов жука принес?

Я вежливо улыбалась и скучала, так как школьные воспоминания бывают интересны только самим вспоминающим.

– Что ж, – сказал Рахматулин, поднимая бокал с шампанским. – За встречу! – Мы выпили. – Да, сколько лет прошло, а ты не изменилась. Только красивее стала.

– Это ты из вежливости говоришь.

– Брось, ты была самой красивой девчонкой в школе, все парни по тебе с ума сходили, а я больше всех… Рассказывай, что, как, замужем, дети?