Отец оглянулся на Августа. Тот сделал знак. Отец схватил фриза за волосы, оттянул его голову назад и ударил мечом сверху вниз, над левой ключицей. Широкий гладиус, войдя в грудь, разрезал сердце фриза, и тот безмолвно упал лицом в песок.

– Так будет с каждым врагом Рима! – крикнул отец, поднимая окровавленный меч.

Восторженный рев толпы был ему ответом.

Отец едва успел снять доспехи и переодеться, как за ним прибежал посыльный. Август не любил пышных пиров, тем более с возлежанием, поэтому гости за столом наместника сидели. Наместник – по правую руку императора, легаты Третьего и Пятого легионов – по левую, дальше располагались какие-то важные сенаторы, но отец на них не смотрел. Когда он вошел в триклиний, Август указал ему на место напротив себя. Подбежавшие рабы мгновенно поставили гостю стул без спинки, на стол перед ним – чашу с вином. Все напряженно смотрели на отца, и тот понял. Взял чашу и встал.

– Да будут боги милостивы к тебе, Цезарь! Да продлятся твои дни, дабы все мы благоденствовали!

– Ишь как! – сказал Цезарь. – Хитер! И меня похвалил, и себе благоденствия пожелал.

Гости за столом засмеялись. Отец смутился.

– Садись! – велел ему Цезарь. – Ешь, пей – заслужил! Отстоял славу Рима. Откровенно говоря, я сомневался. Фриз был силен.

– Он двигался слишком медленно, – сказал отец.

– Ты, конечно, приметил это? – сощурился Август. – Еще до того, как попросил меня? Ведь так?

– Так! – признался отец.

– Хорошо, что не врешь! – заключил Август и продолжил: – Ты показал, что Рим побеждает не грубой силой, а умом и упорством, и заслужил награду. Часто выступаешь на арене?

– Впервые.

– Я вижу шрамы на твоем лице и руках. Много шрамов.

– Я получил их, сражаясь с германцами.

– Луций Назон был префектом когорты ауксилариев, – пояснил, не утерпев, легат Пульхр.

– Почему же теперь тренирует гладиаторов? – Август повернулся к легату.

– Я долго оправлялся от ран, – поспешил отец на помощь. – На мою должность назначили другого. Теперь жду вакансии.

– Давно ждешь? – сощурился Август.

– Третий год…

Август повернулся к наместнику.

– Если не ошибаюсь, только в этом году мы направили в Галлию семь новых трибунов. Почему не нашлось когорты для Руфа?

Наместник не знал, куда деть глаза.

– Я сомневался… – наконец, произнес он сдавленно. – Ауксилия под началом Назона была разбита.

– Нам ударили в спину! – поспешил отец. – Неожиданно, когда мы сражались с другими. Германцев было вдвое больше.

Но Август продолжал смотреть на наместника.

– Когорта ауксилариев бежала с поля боя?

– Нет, Цезарь! Отступили германцы.

– Варвары захватили знамя и значки когорты?

– Нет, Цезарь.

– Почему говоришь, что когорту разбили?

– Ауксиларии понесли большие потери. Был убит или ранен каждый второй.

– А у германцев?

Наместник замялся. Отец вновь не выдержал:

– Перед тем, как нам ударили в спину, мы положили сотни полторы. Потом меня ранили… Но мне говорили, что галлы убили еще не менее двух сотен. Иначе германцы не ушли бы.

– Я постарел, – со вздохом произнес Август, – и многого не понимаю. Наша когорта сражалась на два фронта. Ауксиларии сохранили строй, значки и знамя, они убили много врагов и заставили германцев отступить. Мне говорят, что это поражение. Когда я был молод и сам водил легионы, такое считалось победой.

Наместник смотрел в стол. Август вновь повернулся к отцу. И вдруг заговорил на греческом.

– Ты сын всадника, но носишь простую тогу. Почему?

– У меня нет имущества для ценза всадника, – ответил отец на том же языке.

– Сколько времени ты командовал когортой?

– Больше трех лет.

– Вы часто брали добычу?

– Часто.