Тод улыбнулся, чтобы задобрить его.

– Я просто догадался.

– Догадался?

Карлик ссутулился, словно собираясь выхватить револьвер или нанести апперкот. Тод отступил и попытался объяснить.

– Я догадался, что он грек, потому что Трагопан – это греческое слово, которое означает «фазан».

Карлик отнюдь не был удовлетворен.

– Откуда ты знаешь, что оно означает? Ты не грек?

– Нет, но я знаю несколько греческих слов.

– Образованный, значит, а? Культурный?

Он сделал короткий шаг на цыпочках, и Тод приготовился отразить удар.

– В университете учился, а? А я тебе так скажу…

Он запутался ногой в хламиде и упал ничком. Забыв о Тоде, он обругал халат и снова переключился на женщину:

– Мне – динамо крутить? – Он тыкал себя в грудь большими пальцами. – Кто ей кинул сорок долларов на аборт? Кто? И еще десятку – отдохнуть потом за городом? На ранчо ее послал. А кто ей тогда скрипку выкупил у паука в Санта-Монике? Кто?

– Правильно, – сказал Тод, приготовившись неожиданным толчком выставить его за дверь.

Но выталкивать его не пришлось. Лилипут вдруг выскочил из комнаты и побежал по коридору, волоча за собой халат.

Несколько дней спустя Тод зашел в канцелярский магазин, чтобы купить журнал. Разглядывая книги, он почувствовал, что его дергают за полу пиджака. Это опять был лилипут, Эйб Кьюсик.

– Что слышно? – угрожающе осведомился он.

Тод был удивлен, увидя карлика таким же задиристым, как в ту ночь. Впоследствии, узнав его ближе, он понял, что драчливость Эйба часто бывает шутливой. Когда он накидывался на приятелей, они играли с ним, как со щенком, отбивая его яростные атаки и дразня, чтобы он зарычал и бросился снова.

– Ничего, – сказал Тод. – Вот хочу переехать.

Он потратил все воскресенье, подыскивая себе жилье, и теперь был поглощен этой проблемой. Но, заговорив о ней, он сразу понял, что совершил ошибку. Чтобы уйти от разговора, он отвернулся, но карлик преградил ему дорогу. Он, видимо, считал себя специалистом по жилищному вопросу. Перечислив безмолвному Тоду десяток вариантов и отвергнув их по очереди, он наконец напал на «Герб Сан-Бернардино».

– Бердач – это то, что тебе нужно. Я сам там живу, так что не сомневайся. Хозяин – чистый скобарь. Пошли, устрою тебя как надо.

– Не знаю… я… – начал Тод.

Карлик вскинул голову с выражением смертельной обиды:

– Ну, конечно, вам не по чину. А я тебе так скажу – слышишь, ты…

Тод решил подчиниться нахрапистому карлику и пошел с ним на Пиньон-Каньон. Комнаты в Бердаче были тесные и не очень чистые. Но когда он увидел в коридоре Фей Гринер, он снял комнату, не задумываясь.

Тод уснул. Когда он проснулся, было девятый час. Он принял ванну и побрился, потом оделся перед зеркалом комода. Он пытался следить за пальцами, занятыми воротничком и галстуком, но взгляд все время соскальзывал на снимок, заткнутый за верхний угол рамы.

Это была фотография Фей Гринер, кадр из двухчастевого фарса, где она снималась статисткой. Она охотно дала ему карточку и даже надписала ее крупным скачущим почерком: «Искренне Ваша, Фей Гринер», но в дружбе ему отказывала, вернее требовала, чтобы она оставалась бескорыстной. Фей объяснила почему. Он ничего не мог ей предложить – ни денег, ни красоты, а она могла любить только красивого мужчину и только богатому позволила бы любить себя. Тод был «отзывчивый мужчина», и ей нравились «отзывчивые мужчины», но только как друзья. Фей не была выжигой. Просто она рассматривала любовь в особой плоскости, на которой мужчина без денег и красоты не удерживался.

Взглянув на фото, Тод раздраженно хрюкнул. Она была снята в гаремном костюме – широких турецких шароварах, чашках и куцем жакете – и лежала, вытянувшись на шелковом диване. В одной руке она держала пивную бутылку, в другой – оловянную пивную кружку.