Если сдаться и лечь на землю у пропасти, дать себе разрешение ждать и страдать – темнота тут же затащит внутрь. Даст облегчение, но больше не выпустит наружу.

Этот выбор делало большинство. Здесь находилась точка невозврата, за которой мир гас быстрее, чем уходило здоровье. Тьма утягивала самое главное – способность воспринимать разные цвета и вносить новые. Есть вещи, которые мы не могли изменить.

Могли ли эти вещи изменить нас? Я считаю, что – да. Менялось и отношение к произошедшим событиям. Вещи меняли нас, затем мы – отношение к вещам. Совершали то, что ранее считалось невозможным. Не стоит думать, что изменения могли быть только положительными и делали нас сильнее и увертливее, награждали способностью проскальзывать в закрывающиеся проходы.

Изменение – это развитие в соответствии с новыми условиями. Иногда для выживания проще отрезать, чем вылечить. Отключить системы для сбережения запасов энергии.

Люди вокруг меня пытались, искали, и дело не в том, что их заставили сдаться. Они сдались сами, заранее прочувствовав облегчение от будущих изменений.

Я наблюдал, как жители острова привычно ковыляли к дощатому помосту пирса, устраивались на потемневших досках и смотрели на светящийся круг, который будто и не менял своего положения, двигаясь по одной траектории.

Теперь им было интересно исключительно ЭТО.

Мои разговоры вносили сумятицу в массы. Кто знает, вдруг, если слушать мою болтовню слишком долго, это повлияет на божественное определение, а не за горами День Рыка. Так что меня все больше обходили стороной.

Закат, который мы наблюдали, был преисполнен таким спокойствием и правильностью форм, так перенасыщен выверенными деталями, что и меня не покидало чувство искусственности момента. Если в природе все устроено ПОДОБНЫМ образом, что МЫ делаем здесь? Разве что наши тела были каплями с кисти художника, который приукрашивал увиденное не по собственной воле, а в силу врожденного таланта. Он писал нечто совершенное и случайно окропил холст тем, что теперь зовется нами.

Где бы ни был человек, в какую часть света его бы ни занесло – солнце ежедневно уходило на покой. Мы всегда могли стать свидетелями процесса. Менялись только объекты, за которыми светило скрывается от части планеты: водная гладь, горный хребет, бетонные скелеты новостроек, – но солнце никогда не бросало нас одних. Оно просто играло в прятки, чтобы объединить человечество.

Мы наблюдали за нашим общим солнцем, пока оно пряталось, а потом находили его снова и снова, но сейчас меня беспокоило чувство, что в игру вмешивается кто-то еще. Тот, кто решил поменять правила, отвлечь внимание, пока настоящее солнце садилось за моей спиной, а я следил за действиями его брата-близнеца.

Если я не мог поверить в собственные силы, с чего мне верить картинкам перед глазами?

Когда долго всматриваешься в горизонт, происходят странные вещи. Пропадают чувства, эмоции, мысли, желания. Исчезаешь сам, а следом за тобой и весь выдуманный тобой мир. Именно выдуманный, мы не можем знать, какой он на самом деле.

Даже смерть не заметит тебя на фоне заката, в такие моменты ты и есть смерть.

Вряд ли существует возможность улучшить восприятие мира, но мне кажется, что это происходило со мной. Словно подкручивалась резкость, или дело было в психике. Она устроена таким образом, что глубинное переливается во внешнее, когда становится слишком опасно держать в себе самое ценное.

Внутренняя война протекала вне зоны видимости внешнего наблюдателя, из-под завалов не полюбуешься пейзажами. Именно война, ее канонада звучала в каждом на этом пирсе, если внимательно прислушаться. Те же тела, те же лица, а в глубине шли толчки и колебания чудовищной магнитуды. Последствия ядерных взрывов. Там тектонические плиты «вчера» и «завтра» сдвинулись так, что никакого «сегодня» больше не существует и неясно, какие еще катастрофы за этим последуют.