Выслушав мой суматошный рассказ, старлейт осознал, какая невиданная удача идет к нам в руки.

– Смотри, как хитер Японец! Его с ног сбившись на дорогах ищут, а он преспокойненько месячишко-другой в больнице проваляется, выйдет и укатит восвояси! – изумлялся мой наставник.

Мы решили не спешить, чтобы не осрамиться перед КГБ. Старлейт снабдил меня снимками еще нескольких разыскиваемых преступников, и на следующий вечер в ординаторской неврологического отделения я уже беседовал с дежурным врачом. Когда я попросил ее узнать на фотографиях кого-нибудь из больных, врач уверенно показала на Японца:

– Это же Садык Халмухамедов из третьей палаты!

В его истории болезни я сражу же обратил внимание на домашний адрес: хорошо зная родной город, заметил, что под указанным номером на Саперной улице вовсе не жилой дом, а гостиница «Россия»…

Взяв с дежурного врача слово о неразглашении нашего разговора, я вынужден был не спешить, проведя как обычно ритуал моего посещения больницы: прогулка с Лидой, объятья на дальней скамейке. Впрочем, Японец что-то заподозрил, надо отдать должное его квалификации – он дважды прошел мимо нас в тот вечер, оглядывая обоих, как говорится, с головы до ног. Но я выглядел настолько юным и безобидным в свои двадцать лет, никакого оружия при мне, конечно, не было, радиостанции тоже, а наши объятья и поцелуи с Лидой были такими жаркими и естественными, что никак не вязалось с его возможными представлениями о целомудренности сотрудников «наружки». Японец в конце концов оставил нас в покое, а я помчался к своему патрону. Старлейт позвонил куда-то и уехал. Вечером следующего дня Лида рассказала мне о необычном оживлении, царившем с утра в больнице:

– Представляешь, приезжали человек пятнадцать практикантов из военно-медицинской академии, смотрели наших больных, одного даже взяли на консультацию к себе в Москву. Вот повезло мужику!

Не знаю, как с Японцем, а вот старлейту действительно повезло: через пару недель в газетах я прочитал указ о награждении майора Смирнова орденом Боевого Красного Знамени за задержание особо опасного преступника. Майора с тех пор я не видел, в оперпункте появился новый участковый. Тогда я понял, что в органах у нас работают не совсем порядочные люди…

Я не имею доступа к государственным тайнам. Все события книги основаны на сведениях, почерпнутых из обычных Средств Массовой Информации. Надо только уметь их анализировать. Моя задача была сделать такой анализ и донести до читателей правду о нашем недавнем прошлом и о том, что может ждать нас всех впереди. Именно такая правда может не понравиться спецслужбам. Спецслужбы всегда охраняли существующий строй и всегда скрывали правду о сильных мира сего от простого народа. В этом они видят свою задачу.

Наши спецслужбы могут все. Если они захотят, человек спокойно может попасть под колеса проезжающего автомобиля на самой тихой улочке, умереть от инфаркта в расцвете сил или выброситься из окна – в зависимости от богатства фантазии конкретных киллеров. «Твоя научная специализация – история СССР 1920—30-х годов, – убеждала меня жена, – так пиши о Ленине и Сталине. Актуально, интересно и безопасно, давно уже умерли все главные действующие лица», – продолжала убеждать меня жена. Возможно, когда-нибудь я напишу и о них, если успею. Хотя после Эдварда Радзинского сказать что-то новое о Хозяине будет трудно.

«Ты интересуешься российскими реформаторами, Александром Вторым, Петром Столыпиным, пиши о них! – умоляла жена, – Помни о детях…»

Родившись на Востоке, я хорошо знаю обязанность каждого мужчины – посадить дерево, построить дом и воспитать детей. Под посаженным в безоблачном школьном детстве кленом в Нонкенте сейчас раскинулось российское посольство: его здание, бывший райком партии, построили в небольшом сквере напротив школы, где я учился. Школу давно уже перевели в современное типовое помещение, в ее старинном, 1912 года постройки здании расположилась какая-то контора, а деревья, посаженные нашим классом в честь принятия в пионеры в год полета Юрия Гагарина, принялись и выросли в могучие ветвистые гиганты.