– Ах да… – перебила ее старушка. – Требуются. И часто. Особенно охотно она принимает на службу обездоленных и благовоспитанных, но не за их достойные качества, а напротив, за терпимость ее оскорбительного отношения к ним. Притом ни один кавалер при дворе не удостоит подобных сироток и взглядом, потому они никогда не составят конкуренцию Виктории в мужском внимании и комплиментах, адресованных ей одной. Слишком много золота тратится ею для поддержания своей внешности и напускной роскоши, чтобы она терпела ровню подле себя. Кичась сделанной красотой и своим богатством, она добивается, чтобы ни у кого не возникло и доли сомнения в соответствии именно ее положения положению супруги будущего короля, а, если этот брак сорвется, желает оставаться лакомым кусочком для других женихов, – заключила женщина.

– Можем ли мы переменить разговор? Прошу, давайте не будем говорить о графине? – взмолилась Чарлиз, защищая свою любовь и своего ангела от осквернений.

– А в услужение принцу, – спросила она, чтобы окончательно уйти от темы о Виктории, – кто-нибудь требуется?

– Нет, – отрезала почтенная старушка. – Принцу нужен друг. Настоящий, верный, душевный. Вот кто ему действительно нужен.

– А разве гармоничный брачный союз не сможет подарить ему друга, а народу счастье?

– Мне нравится глубина и невинность твоих суждений. Нет, определенно, мы должны с тобой поговорить в более спокойной остановке, – произнесла собеседница Чарлиз, увидев, что на ее новую знакомую обратила внимание Виктория, не отрывающая от нее взгляда. – В любом случае… – старушка посмотрела на принца, продолжающего восседать на троне с безучастным лицом, тогда как отец его с интересом и оживлением общался со своими подчиненными.

– …все мы живем только счастьем и благополучием нашего принца – ставленника Господа на земле… – произнесла она с нежным материнским чувством и патриотизмом, заставив Чарлиз вновь впасть в растерянность. Старушка не сквернословила про всех подряд, и была совсем даже не зла, как можно было подумать. По какой-то, ведомой только ей причине она невзлюбила обожаемую Чарлиз Викторию, но с такой же силой любви предана была и молилась за холодного чопорного принца.

Женщина заметила на себе изучающий взгляд Чарлиз, пытающийся понять причину ее слов, и, улыбнувшись, добавила:

– Я знаю, твоей семье многое пришлось пережить, но вижу, что ты смогла остаться милой Шарлоттой Эддин.

– Это моя матушка, не я…

– И что с того? Она была такая же, как ты. Такая же нежная, скромная и открытая душой. Настолько, что даже, как и ты, не быв представленной мне и даже не узнав моего имени, раскрыла свое и начала со мной самую искреннюю беседу – это дорого стоит.

– Деточка, – торопливо произнесла женщина, видя, что Виктория и ее свита уже пересекают зал, направляясь к уголку, где расположилась она и Чарлиз, понимая, что, будучи разведенными в этой зале, не мудрено, они могут больше не встретиться в ней, либо сети Виктории не дадут это сделать.

– Обещай мне, что навестишь бедную старушку. Приходи в гости, а я расскажу тебе все, что помню о матери… Твоей матери, – она ласково посмотрела на нее. Не теряйся, – она взяла Чарлиз за руку. – Дора Кристиан, дом, что напротив шоколатье, приходи, – повторила она.

– Обещаю, – ответила Чарлиз. Она даже не успела поблагодарить миссис Кристиан за приглашение, как услышала позади себя приятный, с резкими нотками, женский голос, полностью накрывающий собой и заставляющий Чарлиз непроизвольно на себя обернуться.

Повернувшись вполоборота, Чарли увидела перед собой высокую молодую женщину с широкими покатыми плечами и холеными белоснежными руками, ту самую, что пленила ее взор.