– Конечно, я… – поспешила заверить его Чарлиз.

Он перебил ее.

– Но помни – только праведные твои действия и помыслы смогут помочь и самой себе открыть знание собственной жизни, ее счастье и истинное назначение. Оставайся до конца нравственно чиста и непредвзята. Обратное сбивает с пути, утягивая в омут с головой. И помни – главную роль в твоей жизни будут играть новые лица, потому нужно научиться жертвовать собственной персоной для счастья других людей. Сможешь ли?

– О… – лишь протянула Чарли, хотя хотелось дополнить: «Ты просишь слишком многого, а я не уверена, что смогу, я не такая, я слабая…» Но Чарли промолчала, опасаясь, что поклонение своим слабостям лишь скорее поставит крест на ее жизни.

– Не сомневайся, – только и успел произнести отрок, как неожиданный и протяжный стон быка, стоящего позади нее, испугал девушку.

Лишь на мгновение обернувшись на него и убедившись, что он по-прежнему на своем месте, привязанный, живой, только замученный жаждой, развернув голову обратно, к собеседнику, Чарлиз обнаружила, что стоит под дубами посреди поля совершенно одна.

Ничего не происходило вокруг, кроме того, что солнце вкрапляло в ее волосы золотые нити, а ветер играл ими. Вокруг, на расстоянии нескольких сот метров не было ни души, кроме пасущегося чахлого животного.

«Что это было… Кто это был? Был ли? Что я говорила?» – мысли хаотично путались в ее голове, но одна преследовала ее непреклонно. Повиновение и страх перед незримым, но великим и спасающим, первый раз в жизни завладели ей.

«Будет весть…»

Оставив быка на скотном дворе, среди остальных домашних животных: десятка кур, общипанного петуха и одной старой коровы, Чарлиз помчалась со всех ног к знакомой высокой ограде дома, на лету скинув грузные башмаки, чтобы добежать быстрее. Не раздумывая девушка смело вбежала в гостиную, не боясь потревожить душевный покой миссис Хамвилл, по воскресеньям уезжавшей с Георгом в Томплинсон на службу. Тетушка всегда сопровождала мать с сыном, помогая ей с ним.

Чарлиз знала, что дома оставалась только Элиза, единственная служанка в доме, у которой она жаждала узнать хоть какие-то новости, что могли появиться в ее отсутствие и пролить свет на загадочные слова недавнего собеседника.

Забежав в гостиную и увидев тетю, сидящую в кресле у окна, вместо прибирающейся горничной, Чарли, резко остановившись и побледнев, спросила:

– Тетушка, что случилось?

– Что? – недоуменно переспросила та.

– Почему вы не на службе? Что-то со здоровьем? Вас отвезти к лекарю? Говорите куда!

– Что с тобой, Чарли? Долгие прогулки в одиночестве, коими ты увлечена по выходным, имеют на тебя слишком дурное влияние, – тетя радостно-обеспокоенно вглядывалась в дышащее здоровьем и легким загаром лицо любимой племянницы.

– Я совершенно здорова и не поехала с Энн лишь потому, что хочу побыть с тобой, милая, – она склонила голову набок. – А еще нам нужно ее дождаться и поговорить всем вместе. Ее предложение определить тебя на летнее проживание в садовый домик, что не ближний свет, меня смущает, – она покачала головой.

– Что? – теперь пришла очередь удивляться Чарлиз, со вчерашнего вечера не знающей о прогрессирующих планах дальней родственницы. Лицо ее выразило недоумение, а сердце с ноющей болью потянуло вниз.

«Может быть, весть эта и есть переезд? – подумала она, – «…иногда, для движения вперед, необходимо отойти от привычного и начать сначала…», «…оставить близких людей», «…научиться жертвовать собственной персоной для счастья других…» – все сходится».

– Не стоит затевать разговор, дорогая тетушка, – девушка присела рядом со старушкой, опустившись в кресло. – Зная вашу натуру, которой, я полагаю, чуждо возвышение собственных интересов и мнений над другими и много ближе спокойствие в доме и на душе – перемены решения миссис Хамвилл мы вряд ли добьемся. Если вы избрали молчание вчера, значит, это было лучшим из возможных действий, даже на нынешний момент. А мне остается только полностью покориться ее решению. Мне, уже собравшейся искать приюта в домах Томплинсона, можно счесть за удачу разрешение прожить лето в садовом домике, потому не беспокойтесь за меня, – произнесла Чарли всепрощающим тоном.