Когда Летиция Уэллс появилась в полицейском участке, взгляды всех присутствовавших устремились на нее. Она к этому привыкла.
– Покажите, пожалуйста, где кабинет комиссара Мельеса.
Салага в мундире потребовал предъявить документы, потом сказал:
– Проходите. В глубине коридора, перед туалетом.
Когда в кабинете комиссара Мельеса появилась Летиция, его сердце дрогнуло.
– Я ищу комиссара Мельеса, – произнесла она.
– Это я.
И он указал на стул, приглашая сесть.
А сам все никак не мог прийти в себя. Никогда, ни разу в жизни он не встречал такой красивой девушки. Ни одна из его пассий в прошлом или настоящем и в подметки ей не годилась.
В первую очередь поражали фиалковые глаза Летиции. А уж потом лик мадонны, стройность стана и аромат чудесных духов. Бергамот, ветивер, мандарин, галоксид, сандал и капелька мускуса горного козла с Пиренеев – так определил бы этот аромат химик. Но Жак Мельес просто вдыхал его с упоением.
Он позволил себе наслаждаться и звуком ее голоса, не вслушиваясь в слова. Что? Что она сказала? Комиссар сделал над собой усилие, чтобы вернуться к реальности. Слишком много информации – визуальной, звуковой, обонятельной поступило в его мозг!
– Спасибо, что пришли, – наконец сумел выдавить он.
– Вам спасибо, что согласились мне дать интервью, вы на них очень скупы.
– Нет, нет, это я вам обязан. Вы открыли мне глаза на это преступление. Справедливость требует, чтобы я дал вам интервью.
– Отлично. У вас прекрасный характер. Могу я записывать наш разговор?
– Как пожелаете.
Мельес говорил. Произносил ничего не значащие слова, но чувствовал, что словно находится под гипнозом. Его завораживала белоснежная кожа этой женщины, иссиня-черные волосы, подстриженные под Луизу Брукс[7], прямая челка, миндалевидные фиалковые глаза, высокие скулы и пухлые губы, чуть тронутые розовой помадой. Сиреневый костюм, явно от лучшего портного, украшения, манеры – словом, все в ней восхищало комиссара, потому что относилось к высшему классу.
– Я могу закурить?
Мельес кивнул и подвинул пепельницу. Летиция достала изящный резной мундштук, закурила сигарету, медленно выпустив облако синеватого дыма, отдающего опиумом, достала из сумки диктофон и приступила к вопросам.
– Я узнала, что вы в конце концов потребовали вскрытия. Это так?
Жак Мельес подтвердил.
– Каков результат?
– Страх и яд. Каждый из нас был на свой лад прав. Лично я не считаю, что вскрытие может дать объяснение всему. Оно не способно открыть суть.
– В крови нашли следы яда?
– Нет. Но это ничего не значит, есть яды, которые невозможно обнаружить.
– Вы нашли какие-либо улики на месте преступления?
– Никаких.
– А следы взлома?
– Тоже нет.
– В чем, по-вашему, состоит мотив преступления?
– Как я уже говорил, делая заявление для Центрального информационного агентства, Себастьен Сальта проиграл большую сумму денег.
– А у вас есть своя собственная версия?
Мельес вздохнул:
– Увы, ее больше нет. А я могу задать вам вопрос? Вы, кажется, обсуждали это дело с психиатрами?
Комиссар прочитал в сиреневых глазах удивление.
– Браво! Вы отлично осведомлены!
– Это моя профессия. И что? Вы выяснили, что могло напугать трех мужчин до такой степени, что они скончались на месте?
Его собеседница явно была в нерешительности.
– Я журналистка. Мое дело получать от полиции информацию, а не делиться ею.
– Конечно, но мы могли бы просто обменяться мнениями. Впрочем, ваше право от этого отказаться.
Летиция скрестила изящные ножки в шелковых чулках.
– А чего боитесь вы, господин комиссар? – Она взглянула на него искоса, наклонившись, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу. – Ладно, не отвечайте. Вопрос слишком личный. На грани допустимого. Страх – сложное чувство. Очень древнее и могучее. Источник страха – наше воображение, поэтому мы не можем им управлять.