Осенью 1986 года мужу дали квартиру в Киеве, на Троещине, устраивали свой быт. В Чернобыле, в старой поликлинике, работали бригады командированных врачей из городов: Львов, Харьков, Тернополь, были и россияне. К 1991-92 гг. часть командированных стала разъезжаться, перестали оплачивать проезд. Меня перевели в Чернобыль, еще в старые помещения больницы.
В 1992 году открыли поликлинику в Чернобыле, в здании школы. Здесь у меня большой кабинет, на третьем этаже, два кресла. С жильем устроились, дали неплохое общежитие, недалеко от столовой "Сказка". В поликлинике работали: терапевты Г.Я. Лятусова, Н.С. Саломахина, Н.А. Поспелова, А.П. Илясов; хирург А.М. Бень, Валя-медсестра; стоматологи Н.Г. Флюта, А.Н. Бакулин, Ф.М. Пузырев, Ефремова; окулист В.Н. Флягина; отоляринголог М.Ф. Камкина; заведующий поликлиникой Мамчур. Штат поликлиники был около двухсот человек. Многих из них уже нет. Вечная им память».
Я продолжал работать по вахте в Чернобыле. В средине лета 1986 года моя семья и семьи моих товарищей уже жили в одном из лучших санаториев Евпатории. Он назывался "Советские профсоюзы", нам дали двухкомнатный номер. Теперь я между вахтами находился в режиме перелетов: Чернобыль – Киев, самолет – море – самолет, Киев – Чернобыль. Дома своего еще не было, у многих семьи были разбросаны по всему свету. Мы хотя бы в межвахтовый отдых могли побыть со своими семьями, отдохнуть на берегу моря. Дети еще маленькие, старшему Диме седьмой год, Жене восемь месяцев. Уже тогда врачи рекомендовали ограничить пребывание каждого из нас и членов наших семей на солнце. Не хватало нам еще и солнечной радиации. Моя жена все-таки получила дозу того радиоактивного йода. Наверное, у женщин все-таки иммунная система слабее, потому что щитовидная железа пострадала большей частью у них.
В Чернобыле мы могли звонить по междугородке, зная специальный позывной. Телефон на нашем участке был один, в конторе, стоял на подоконнике. И вот как-то мы заезжаем во вторую смену на работу, а телефон не работает. Велись какие-то земляные работы на нашей территории и кабель оборвали. Сейчас трудно представить цену тем звонкам, их ждали наши жены, дети и родители. Было всякое, иногда приходилось работать и целый месяц. А семьи ждут нас. Я, как "старый связист" (армейский опыт), разделываю кабель, нахожу нужную пару, подключаю телефон, и мы прямо из ямы разговариваем со всем Советским Союзом. Это нужно было видеть и слышать, когда ночью из траншеи при свете фонарика слышалось: "…мама у меня все нормально, кормят хорошо…", "…дорогая, жди, я скоро приеду…", "…сынок, ты не спишь? я тебя тоже люблю…". Все это было! Бог тому свидетель!
Сказать, что все было отработано и шло гладко, трудно. Были случаи, которые выбивали из колеи, и не только нас. Ломались механизмы, приходилось выводить их на ремонт, но однажды ночью на одном из наших заводиков все остановилось, наступила тишина. К нам в вагончик забегает мой земляк Сергей и говорит: "Мишка, я бомбу ковшом вытащил из песка", – он как раз был оператором на скипе. Представьте себе: ночь, куча песка в свете прожекторов, и ты тащишь на себя болванку, которая может разнести в любую минуту все в дребезги. Тут у любого заноет внутри. Что делать? Остановка в подаче бетона, когда под тобой ревут, как стадо голодных быков, "миксера", – ЧП. Идет заливка "саркофага", непрерывная подача бетона на блок бетононасосами.
Мы сообщаем своему начальству, те – выше, и ждем, но службы не едут. Тогда начальник смены Милосердов берет этот снаряд на руки и, приговаривая шепотом, медленно относит его подальше на кучу песка. Мы делаем ограждение из проволоки… и вперед! Правда, вначале работали с опаской, с какого карьера привезли этот подарок, мы не знали, а вдруг нас ждет еще сюрприз. Но все, слава Богу, обошлось, к утру приехали военные и увезли снаряд. Оказалось, что он лежал в песке со времен второй мировой войны.