Домой он мчался, бежал всю дорогу, полный сил и радостного ожидания. Наконец ворвался в квартиру. Поппи стояла у плиты, спиной к мужу; её волосы были стянуты в конский хвост, из которого выбились острые завитки волос и теперь щекотали бледную кожу. Схватив жену за талию, Мартин закружил её по кухне и заглянул в глаза – такие ясные, что он видел в них своё отражение. Он готов был взорваться от наплыва чувств.
– Я тебя люблю, Поппи. Скоро мы с тобой заживём совсем по-другому! – Он поцеловал жену в губы.
– Рада слышать, Март. А теперь иди, мой руки, чай готов. – Она продолжала доставать столовые приборы из тёмных глубин раковины и вытирать их о кухонное полотенце. Несмотря на столь бурные проявления чувств, вообще-то несвойственные её мужу, Поппи сохраняла спокойствие и невозмутимость. Она никогда не радовалась прежде, чем выясняла всё до мельчайших подробностей, и лишь тогда решала, стоит ли радоваться. Ей было известно – если раньше времени начнёшь предаваться восторгам, то потом не избежать разочарований, без которых можно бы и обойтись. Пихнув её бедром, Мартин пошёл мыть руки, уже не сердясь на их чистоту и мягкость. Он был счастлив – теперь у него появились план и светлое будущее. Завтра же он сделает первый шаг ему навстречу.
Как только прозвенел будильник, Мартин выпрыгнул из постели, на этот раз не ворча и не мечтая поваляться ещё десять минуточек. Он хорошо выспался в предвкушении чудесного нового дня и был рад, что этот день наконец наступил. Мартин стоял на пороге новых свершений; он знал – сегодня для него, для них начнётся новая, прекрасная эпоха.
В автомастерскую он решил не звонить и не сообщать о своём решении уволиться. Нельзя было назвать его ненадёжным человеком, но раз с ним так обошлись, пусть получат по заслугам. Это был жалкий бунт, даже ничтожный, но для начала и это было неплохо.
Надев костюм, Мартин вышел из дома, чувствуя, будто стал трёхметрового роста. Он важно шагал по главной улице, улыбаясь всем прохожим, попадавшимся ему на глаза. Он казался себе великим, всемогущим, наподобие тех наглых ребят, что в баре никогда не пропустят вперёд, что знают всех и каждого и напропалую сорят деньгами. Теперь он словно стал таким же, как они. Словно знал ответы на все вопросы.
Призывной пункт был открыт; он манил огнями, как путеводная звезда. Мартин уверенно вошёл в дверь, думая обо всех, кто записывался здесь в армию, и ощущая себя частью чего-то необыкновенного, очень важного.
За двумя столами сидели двое мужчин в униформах. Мартин подошёл к тому, что справа. Что случилось бы, выбери он другого? Вдруг его распределили бы в другой полк? Отправили бы в другую страну? Где бы он сейчас оказался? Играл бы в футбол за стенами лагеря? Вполне возможно, но что толку было теперь задавать все эти вопросы.
Казалось, сержант по вербовке только его и ждал. Три остро заточенных карандаша лежали поверх кипельно-белого блокнота по правую руку сержанта.
Улыбнувшись Мартину, сержант указал на стул возле стола.
– Садитесь, пожалуйста.
Ещё не спросив имени Мартина, не спросив, зачем он пришёл, сержант уже обращался с ним уважительно, и это было приятно. Очень приятно.
– Меня зовут Кит Эдвардс, я – сержант Королевского полка принцессы Уэльской, сокращённо КППУ. Могу я узнать ваше имя?
– Меня зовут Мартин Термит. – Мартин, как обычно, ожидал ухмылки, удивлённо поднятой брови или даже настоящего взрыва хохота, но ничего этого не последовало, словно фамилия Термит – самая обыкновенная и смеяться тут не над чем. Здесь решались серьёзные дела. Поскольку сержант никак не реагировал, Мартин совсем успокоился – никто над ним не издевается, всё идёт по плану.