Делиться этим с Мартином было не нужно – он только разозлится, а может быть, расстроится. Возможно, они не хотели узнавать никаких новостей о сыне – здоров ли он, жив ли? Вполне возможно. В любом случае ему будет неприятно читать о таком.
Поппи заглянула в приоткрытую дверь: на кухне в раковине все еще мокли сгоревшие, прилипшие к сковороде рыбные палочки. Прижавшись к стене спиной, соскользнула вниз. Усталые ноги уже не держали; рухнув на пол, она наконец разрыдалась. Обхватив тело руками, словно пыталась обнять саму себя, и не нужно было вспоминать отрепетированную реакцию – всё произошло по-настоящему. Огромные слёзы катились из глаз, заливали нос и рот. «Март… – шептала она, вне себя от горя. – Март…» Вдруг он услышит её голос через море и пустыню? Сердце болело от тоски по мужу, любимому мужчине, лучшему другу. «Где ты?»
Глава 4
Привязанный к кровати, Мартин пытался определить, сколько часов прошло с тех пор, как утром он проснулся в лагере, счастливый и свободный. День, скорее всего, был тот же самый, но в темноте, не имея возможности узнать, сколько времени он провёл без сознания, Мартин мог только догадываться об этом.
Всем, кто пережил шок, важен не только сам несчастный случай, но и всё, что ему предшествовало. Они склонны постоянно анализировать ближайшие события в попытке найти связь между ними и понять, как самый обычный день может закончиться совершенно неожиданно.
В последнее утро в лагере Мартин проснулся рано и, насвистывая, отправился в душ. Вдоль задней стены модульного общежития тянулся ряд душевых кабин; слева от главной двери располагались раковины, а посреди комнаты – длинная деревянная скамья. Всё это напомнило Мартину раздевалку бассейна, куда он часто ходил в школьные годы; только тут висело гораздо меньше полотенец и никто не стал бы красть чистые трусы. Разложив на скамье бронежилет и шлем, он вошёл в кабинку, надеясь, что не будет перебоев с водой, и вспоминая дом, где были свои собственные пушистые полотенца и после душа можно было улечься на диван вместе с Поппи. Они бы пили чай и смотрели новости; она бы прижималась коленками к его бедру, а голову клала ему на плечо…
В отличие от некоторых, Мартин не слишком томился скукой в лагере. Он измерял время в обыденных занятиях; так он рассчитал, что, приняв душ сто восемьдесят шесть раз, отправится домой. Намереваясь бриться в восемьдесят четвёртый раз, он отметил, что всего через сто два раза уже будет укладывать рюкзак, собираясь в путь.
День, когда его взяли в плен, начался как обычно. Набросив на плечи полотенце, словно шарф, Мартин придерживал рукой подбородок под неестественным углом и бритвой выравнивал усы. Поппи любила смотреть, как Мартин бреется, находя этот процесс интимным и сексуальным. Дома Март во время бритья разговаривал с её отражением в зеркале; одетое в пижаму, оно выглядывало из-за его правого плеча. Стоя в душевой модульного общежития, он по-прежнему смотрел в правый угол зеркала, надеясь, что там мелькнёт её лицо. Каждое прикосновение лезвия бритвы к коже будто приближало его к Поппи.
Ночь прошла спокойно – всего один сигнал воздушной тревоги, да вслед за ним налёт. Это дало солдатам возможность насладиться непрерывным шестичасовым сном. Настроение у Мартина было хорошее.
Стоя бок о бок с Аароном, они болтали, не подозревая, как много будет значить для Мартина этот разговор. Обычно друзья обсуждали происходящее или всё, что находили забавным; это была весёлая, пустая болтовня, не требовавшая эмоций. До этого утра Аарон лишь пару раз упомянул о Джоэле, но сегодня ему очень хотелось говорить о сыне.