Там же в Рыбинске в сентябре 1944 года я пошел в первый класс школы бывшей Первой гимназии, построенной еще в 19-м веке. В том же году школы были разделены на мужские и женские, а программы изменены по образцу бывших русских классических гимназий. Именно эта реформа заложила основу одной из лучших образовательных систем.

Рыбинск – старый купеческий город, ставший индустриальным уже в советское время. Красивый, расположенный в междуречье Волги, Шексны и Черемухи. В годы войны он оставался тыловым, но все-таки она его настигла в 1942 году в виде упомянутых бомбардировок.

В 1946-м мы с матерью вернулись в Ленинград в свою старую квартиру на Марата. В одну из комнат в годы блокады попал снаряд, проживавшая там и пережившая блокаду женщина получила комнату, а после ремонта квартира превратилась в коммунальную, так как в большую комнату пришли новые соседи – старая петербургская интеллигенция. У них была внушительная библиотека, особенно мне нравилось брать у них дореволюционные журналы «Нива» и «Родина» с блестящими иллюстрациями и интересными по содержанию с точки зрения предреволюционной истории публикациями, они мне много дали в плане исторического образования.

В третий класс я пошел в школу №302 на столь же старинной улице Звенигородская. Школа была семилетней, значительная часть ее учеников относилась к категории «переростков», то есть тех, кто в годы блокады не учился, и эта диспропорция выровнялась только к моменту моего окончания школы в 1951-м. Школа имела довольно скверную репутацию, поскольку училась там так называемая «обводненская» шпана, соответственно чему были школьные нравы и суровые учителя.

После неудачной попытки стать полярником (совсем краткое пребывание в Среднем арктическом училище, ЛАУ) я продолжил обучение в восьмом классе уже другой общеобразовательной школы №314. В свое время это была основанная императором Александром Первым и Михаилом Сперанским мужская прогимназия. Располагалась она практически в здании дворцового ансамбля вблизи улицы Зодчего Росси. С другой же стороны здания школы находились торговые ряды Апраксина двора, фасад которого состоял из множества магазинов, но внутри квартала, за ансамблем торговых рядов, жила совершенно другая социальная, а точнее, асоциальная общность людей. Мелкое поколение этой общности называли просто «апраксинской шпаной». Они-то и составляли основной контингент учащихся 314-й школы. Примерно половина нашего класса была что называется «безотцовщина», родители которых погибли в годы войны или после нее умерли от ран и увечий. Поэтому психика всех остальных учеников формировалась с учетом этой среды.

Высокий культурный уровень Ленинграда предполагал наличие многих музеев и театров, школьников часто водили туда бесплатно, чтобы они заполняли пустующие залы – людям было не до того в 50-е годы, так что даже «апраксинская шпана» по части культуры была довольно продвинутой. Матом при девочках не ругались, драки проходили по определенному кодексу – нельзя было бить упавшего, применять ножи или другие режущие и тяжелые предметы.

Материальный уровень подавляющего большинства семей был очень невысоким, во многих семьях кормильцем была мать, мой сосед по парте и впоследствии близкий друг Игорь2 вообще был фактически сиротой, отец его работал на Крайнем Севере, его дед был когда-то действительным статским советником, окончившим Институт путей сообщения, как и Николай I. Воспитывала Игоря тетка, типичная дореволюционная интеллигентка. К слову сказать, наша дружба с Игорем впоследствии продолжалась многие годы.