Ярость вернулась, лицо миссис Роух покраснело.

– Бернард был религиозен? – спросил я, наклонившись, чтобы поднять снимок.

– Нет! – рявкнула вдова.

– В его вещах есть Библия…

– А в моих вещах есть три шляпки, которые я ни разу не надевала, за исключением примерки.

Поняв, что вопросы исчерпаны, я попрощался и, вернув стакан, прошёл было к выходу, но у самой двери меня остановил недовольный голос вдовы.

– Ненавижу вас, Пиньоль, – сказала она. – Хотела бы я, чтобы вы провалились куда-нибудь и перестали совать нос всюду. Но теперь, когда вы спросили, я вспомнила, что в последние дни Бернард начал молиться. Я несколько раз заставала его на коленях, со сложенными руками. Он смущался и делал вид, что ничего не было. Но я готова поспорить: он молился.

– Он выглядел напуганным? – спросил я.

– Он выглядел потерянным, – сказала вдова, глядя в пространство перед собой.

Выйдя на улицу, я с минуту постоял, сжимая шляпу. Потом, решившись, надел её и зашагал вверх по улице. Увидев возле пожарной части мальчишку лет восьми, свистнул и показал монету. Мальчик припустил ко мне со всех ног.

– Привет, – улыбнулся я ему. – Церковь есть в городе?

– Це-е-е-ерковь? – Взгляд мальчишки не отрывался от блестящей монеты. – Е-е-е-есть.

– Покажешь, куда идти?

Я бросил монету, и мальчишка, подпрыгнув, поймал её.

– Это далеко-о-о. – Он уставился на меня, пряча монету в кулаке.

– Покажешь, куда?

Мальчик махнул рукой:

– Туда-а-а! За ратушей улица бу-у-у-удет. За ней ещё-о-о улица. Там нале-е-ево.

– Проводишь – дам ещё столько же, – предложил я.

Покачнувшись в раздумьях назад-вперёд, мальчик кивнул и затопал по дороге. Он был босиком.

– А заче-е-ем вам це-е-ерковь? – спросил он, когда я поравнялся с ним.

– Хочу поговорить со священником.

– Про грехи-и-и?

– Ну… можно и так сказать, – усмехнулся я.

– Испове-е-едаться? – продолжал мальчишка свой допрос.

– Мне просто нужен священник.

– А монету дади-и-ите?

Я закатил глаза. Ещё один странный индивид на мою голову. Может, тут с питьевой водой что-то не так?

– Да, я ведь обещал.

– Хорошо-о-о.

И он свернул вправо.

– Эй! – окликнул я его, ускоряя шаг. – Ты же показывал в другую сторону!

– Идё-о-о-омте, сэр, – замахал рукой мальчик.

Чертыхнувшись, я свернул вслед за ним в переулок, прошёл мимо трёхэтажного дома из выщербленного кирпича и упёрся в забор. Свернул, сделал ещё пару шагов и оказался в тупике.

– Сэ-э-эр? – послышалось сзади. Я обернулся и увидел голову мальчишки, торчащую из-за отодвинутой доски забора. – Сюда, сэр!

Вспомнились слова Крейбенста о том, что город этот – вовсе не такое сонное место, как кажется. А что если на меня сейчас там нападут? Ограбят? Убьют?

Я вспомнил о Марии, с трудом проглотил ком в горле. Как она будет без меня?..

– Сэ-э-эр? – донеслось приглушённое с той стороны.

Выдохнув, я отодвинул доску и протиснулся через щель.

Мы с мальчишкой оказались на соседней улице. Она заканчивалась тупиками с обеих сторон, так что попасть сюда можно было лишь переулками. Мальчишка уверенно зашагал к одному из зданий, выходящих сюда фасадом.

– Ты точно понимаешь значение слова «церковь»? – спросил я.

Здание, к которому мальчик подошёл, выглядело как старая сифилитичка в цирковом наряде, который на сцене кажется великолепным, а в действительности – побитая молью тряпка, обсыпанная конфетти.

Сценой этого здания была ночь, софитами – красные фонари. Сейчас же, под беспощадными лучами солнца, я видел рассохшееся крыльцо, обитую обшарпанным красным дерматином дверь и грязные занавески за треснувшими окнами.