Вот так постепенно я потеряла веру во всех членов моей семьи. А позже узнала, что муж рассказал родным о моих попытках суицида, потому что мама упомянула это в разговоре. А раз знала мать, значит, и остальные были в курсе. И ни один из них не позвонил, не написал, не попытался меня вытащить из дома и поговорить о том, что происходит в моей жизни. Это ли не равнодушие и безразличие?

Моя семья оказалась не такой, как я ее видела, им всем все равно. Зато, если бы я довела задуманное до конца, они бы громче всех голосили на похоронах и причитали: «Как же так, ведь все было хорошо, и никто даже не мог подумать, что она на такое решится», ведь им очень нужна чужая жалость и внимание, они ею питаются.

Теперь я понимаю самоубийц – это те люди, которых никто не услышал. А они кричали о своей боли, поверьте мне.

Какое знакомое ощущение, когда тебя не слышат… Я его уже однажды испытала в школьные годы, когда вернулась домой в истерике и стала глотать таблетки. Аптечка у нас стояла в коридоре, а мама на кухне смотрела кино, и оттуда было очень хорошо видно, что я делаю. Но она не пыталась меня остановить, даже не встала со стула. Но не это было самое страшное – страшнее было ждать смерти. Я ведь думала, что двадцатью таблетками парацетамола можно отравиться насмерть.

Если спросить моего отца, из-за чего я тогда глотала таблетки, он не ответит, хотя мы с ним на следующий день после этой ситуации вдвоем ездили по городу на машине и разговаривали об этом. Точнее, это был монолог со стороны отца о том, что «это неправильный поступок», «на кого я их решила оставить», «так дела не делаются», «что они с матерью людям скажут» и «им будет очень стыдно за это».

И все-таки я была очень рада нашему разговору, потому что, наверное, это был единственный раз в жизни, когда я почувствовала, что ему не все равно и он хоть маленечко, но любит меня.

Сколько себя помню, родные всегда считали, что у меня дурной характер, и прикалывались над этим, типа как же не повезло твоему мужу. Отец часто повторял: «Такая же стерва, как мать» либо «это (тут девичья фамилия моей матери) порода», причем здесь не было похвалы, скорее, наоборот.

Интересно, неужели они действительно думают, что дело во мне? У меня с детства была расшатана психика, неужто ребенок в этом виноват – или все-таки родители не создали безопасное пространство для ребенка и не заметили, когда что-то пошло не так?

Конечно, я понимала, что мои родные далеки от образа идеальной семьи из рекламы майонеза, но была уверена, что они меня не бросят в трудную минуту и я всегда могу на них рассчитывать – но ошиблась.

У меня больше никого не осталось, и только оказавшись в одиночестве, я поняла, как много места занимали в моей жизни эти люди.

Я тонула в болоте и отчаянно искала хоть какую-то веточку, чтобы за нее схватиться. Когда опоры под моими ногами рушились, мне нужно было что-то, за что можно зацепиться и удержаться на плаву. Но все ветки, за которые я цеплялась, оказались просто ветками. Не было человека, который бы мне ее подал и удержал, и ветки шли ко дну вместе со мной.

Как известно, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Не на кого больше рассчитывать, кроме себя самого.

Я поняла, что одной мне не справиться, но обращаться за специализированной помощью боялась еще больше, это был очень хороший повод лишить меня родительских прав в случае развода. И я точно знала, что свекровь не упустит возможности сделать мне максимально больно, да и в муже я не была уверена. Ведь уже были прецеденты, когда во время наших ссор он заявлял, что специально устроится на минималку, чтобы платить копейки по алиментам, и что ничего из нажитого имущества мне не достанется, так как я не работала, а сидела в декрете. «От свиньи не рождаются бобры». – как сказал бы мой отец.