– Я не знаю, – резко ответила она. – Спросишь у отца, когда он вернется.

Она опустила взгляд в тарелку и интенсивно зажевала. Иллюзия набитого рта позволяла ей дать понять, что разговаривать она больше не может.

Вопрос этот волновал меня с тех самых пор, как я видел деда в последний раз. Я знал, что, возможно, произошло что-то плохое. Такое, что не обсуждают с детьми. И каждый раз чувствовал себя обманутым. Я вообще ненавидел, когда кто-то говорил: «Вырастешь – узнаешь». Каждый раз мне казалось, что я не достоин знать правду. А когда это произойдет, будет уже слишком поздно.

Я пнул сестру ногой под столом, от чего она подскочила. И тут же пожалел о содеянном. Я любил ее. Я не хотел делать ей больно. Никогда.

Мать закончила есть и положила вилку в тарелку. Она опустила голову и пригладила скатерть. Затем встала и начала складывать посуду в паровую мойку.

– Я знала, что нужно было ограничиться одним… – произнесла она.

Мы с Ло вопросительно переглянулись. Ну, вот. Наконец-то. Произошло то, что всегда нас так сближало. Это взгляды. Шутки. Смех. И думаю, мысли. Мы были разными. Но мы сталкивались на каком-то немыслимом необъяснимом уровне мыслями и расходились снова. Чтобы опять столкнуться, как две машины на дороге.

– Думаю, ты не был бы таким, если бы был один, – она обернулась и посмотрела на меня.

Я сделал безразличное лицо, хотя внутри всё горело. Я не выражал никаких эмоций, но мне хотелось кричать. Я снова посмотрел на Ло. В отличие от меня, ее глаза наполнились ужасом и обидой. Мне вдруг стало интересно, как повела бы себя Ло, если бы ее рисунок был тогда разорван мамой? Неужели она закусила бы губу и выбежала из комнаты, давясь слезами? Спрятала бы обиду, носила ее в себе? Я не верил в это тогда и не верю сейчас. Она была не такой, как я. Она была сильнее. Она могла противостоять жизненным обстоятельствам, глядя им прямо в лицо.

– Ох, я не имела в виду… – мать подошла к сестре и поцеловала ее в макушку.

Затем обняла, а ведь такие проявления чувств всегда были большой редкостью. Я, словно завороженный, наблюдал за этой сценой. Как же в тот момент мне хотелось быть на месте Ло!

– Я никогда ни на кого не променяла бы тебя, – трепетно сказала мать, все еще сжимая в объятиях сестру. Та сидела спокойно, не смея пошевелиться. Она внимала каждому слову.

Я встал из-за стола и ушел в свою комнату. Нужно было готовиться к вечерним занятиям по медицине, а этого мне всегда хотелось меньше всего. Забыв про всякий страх, я схватил лист бумаги и начал яростно выводить на нем линии. Затем я взял мел и сделал подмалевок основными цветами. Затем наложил тона, смешал, снова наложил. Появились полутона. Детали прорисовывать не хотелось. Просто я знал, что это всего лишь мои чувства. Они не нуждались в правилах и точности. Чем больше правил было в реальной жизни, тем меньше их всегда было на бумаге. Я намеренно нарушал пропорции, искривлял прямые линии, сгибал силуэты в сюрреалистических позах. Чем больше времени проходило, тем меньше мои рисунки были похожи на то, что висело на стене в комнате деда. Хотя и память о нем стиралась. Иногда мне начало казаться, что его и вовсе никогда не существовало, он был всего лишь выдумкой моего воспаленного сознания. Иногда воспоминания о нем приходили ко мне, будто давний сон. Знаете, бывают такие воспоминания, когда ты не совсем понимаешь, был ли это когда-то сон или это просто фантазия. Может быть, это воспоминание из прошлой жизни? Такие расплывчатые картинки-призраки. И тогда остается только уповать на настоящее. Ты просто пытаешься удержать его в ладони, как ледяную воду. И ты знаешь, что обречен ее выпустить.