– Кто его знает? – ответила Анойа, задумчиво шелестя гребнем. – Одно скажу. Ты сама знаешь, как важно Кивилгару то, что мы везем. От этого зависит исход войны, а может, и больше. И если б Рей был на стороне наших врагов, то мы в лучшем случае лежали бы с перерезанными глотками на дне реки.

– Да, это точно, что в лучшем случае! – поддакнула Тассана.

– Я думаю, разумнее будет оставить наши сомнения до прибытия в столицу. А там Кивилгар сам разберется.

Имя придворного мага, как это нередко бывало, прошелестело коротким ветерком в высоких кронах и взметнуло из едва разгоревшегося костра целый ворох искр.

Если смотреть на большой тронный зал Серебряной башни, главной резиденции Императора, с верхней галереи, на которую пускали всякого, кто в состоянии заплатить пять монет, то переливающая всеми цветами радуги, шуршащая драгоценными тканями и сверкающая самоцветами толпа, источавшая тонкий аромат изысканных благовоний и журчащая негромким почтительным говорком, могла показаться приютом небожителей, что слетели на солнечных крыльях к трону своего повелителя. А сам владыка, Император Хаттис Стальная Рука, одетый в подобающие случаю бело-голубые одежды, суровый и немногословный воин, лицо которого украшал далеко не один шрам, полученный на полях жарких боев за власть и славу, рука которого, несмотря на преклонный возраст, была все еще тверда, что бы там ни говорили завистники, Император был ярчайшим олицетворением того, что может сделать с государством человек, который хотя бы несколько раз в день вспоминает о существовании своего народа.

Казна ломилась от золота, торговые пути были полны купцами, а рынки завалены едой, которая была по карману даже самому бедному кашшахт, промышлявшему подаянием на папертях многочисленных церквей. Придворный насмешник и сквернослов, а по совместительству главный маг и шеф тайной канцелярии Эласа Кивилгар, пожалуй, лучший боевой маг планеты, стоял грозной тенью за спиной Императора, вглядываясь своими пронзительно-голубыми глазами в придворную толпу, и легкая полуусмешка, блуждавшая по лицу, лучше всяких речей говорила, что он думает об этой своре недоумков.

Телохранительницы Императора, ослепительно прекрасные женщины-воины, одетые по обычаю своего племени в крылатые доспехи, были похожи на гигантские статуи черных бабочек. Окружавшие трон суровым полукольцом, они были готовы в любой миг растерзать посягнувшего на жизнь и честь своего благодетеля.

Это вид с галереи.

Если спуститься немного ниже, туда, где находились позиции королевских снайперов, или еще ниже – на служебную территорию, и не побояться быть случайно облитым каким-нибудь особенно изысканным, а посему и невероятно едким соусом с подноса сбившего вас слуги, то картина представлялась уже несколько другой.

Может, тому виной был особый угол, под которым мы могли наблюдать обманчивую игру солнечных бликов сквозь высокий мозаичный купол, а может, неприятные звуки, доносившиеся откуда-то и напоминавшие почему-то скрип старых пластин корсетов на мощных чреслах придворных девиц и хруст древних мослов записных красавцев, не один десяток лет терзавших двор своими любовными похождениями? А может, все дело в вязком затхлом запахе давно не стиранного белья и немытых тел, наверняка прилетевшем откуда-то из дальних трущоб? Не знаю…

И все же только скользнув туда, вниз, в самый центр толпы, мы можем по достоинству оценить весь блеск избранного общества.

– Интересный расклад получается, графиня. Вы не находите?

Говорившая, высокая статная блондинка в изящном голубом платье, отороченном белопенными кружевами, повернула свое скуластое лицо так, что ее немного раскосые темно-карие глаза неожиданно блеснули в свете солнца, пробивавшегося сквозь высокие ажурные окна с тонкой вязью витражей. Плотно сжатые бескровные губы придавали блондинке довольно хищный вид, впрочем, судя по всему, вполне соответствующий ее характеру.