В луче моей интимной жизни, который я сейчас рассматриваю, случались пикантные моменты. Отторжение, с которого все начиналось, прошло вместе с непросвещенностью. Сначала я притерпелась, а позже вошла во вкус. Но в глубине души всегда считала это занятие постыдным, как мне втолковывала мама, как вообще было принято считать в мое время. И до конца избавиться от этого так и не сумела. Поэтому даже в минуты, которые могли бы принести радость и тем самым продлить мою жизнь, я все равно считала, что занимаюсь чем-то неприличным, за что обязательно понесу наказание в свой срок.

Мои отношения с дочерью – несколько объемных блоков, располагающихся друг за другом. Пока я это осмысливала, цветок-светило то приближался, то отдалялся, поворачивая лепестки разными гранями, чтобы можно было рассмотреть интересное.

Возникла пауза, в которой я подумала о том, что пытаюсь систематизировать свою жизнь. Может, мне предстояло что-то выбрать? Или этот выбор должен быть сделан за меня кем-то, кого я не вижу, но кто, несомненно, есть? Ведь не одна же я здесь…

Цветок, мерцая лепестками, надвигался.

Я не чувствовала усталости, но бодрости тоже не было. Ни разочарований, ни раскаяний, ни радости, ни подъема. Единственная эмоция, которая за мной сюда просочилась, – удивление от того спокойствия, с которым мне теперь удавалось себя принимать. А удивлялась я всякий раз, когда осознавала, что мною там, в мире живых, движет. Двигало, так вернее.

Впрочем, все эти времена – прошедшее, настоящее – я прибегала к ним по привычке, думая все еще так же, как при жизни. И вдруг мне стало интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я умерла. Этот интерес – убедительный, как трезубец, – пробил стену между мной теперешней и тем, кем я была.

Я увидела больничную палату, где неподвижно и некрасиво застыло мое тело. Простыня, пришедшая в движение во время агонии, медленно сползала на пол. Времени не прошло!

Возник звук – продолжительное «з-з-з» среднего регистра, он сопровождался вибрацией и свечением. Звук и свет исходили из центра меня мыслящей, меня удаленной от плоти, меня сохранившейся. Звук возникал от моего контакта с реальностью, или как еще можно назвать то, что считалось жизнью много лет. Знание далось независимо, без всяких просьб с моей стороны. Я получила ответ на свой вопрос и теперь знала, что времени для меня не существует и нужно продолжить изучение своего светила-цветка. Вот что было сейчас самой важной задачей.

Рожденная мною девочка. Прежде всего, я совершенно не жаждала материнства. Это только желание Осипа, который намного меня старше и сознательно стремился иметь семью. Я же хотела учиться, работать и стать независимой. Стыда из-за этого я сейчас не чувствовала, но и симпатии к себе тоже. Почему я была такой, ответить не удавалось.

Возможно, пойму это позже. А пока я рассматривала себя беременную с тяжким токсикозом. На смену тошноте и полуобморочному состоянию пришли огромный живот и головные боли. Но ничто не могло изменить образа жизни моего мужа.

Мы жили вместе со свекровью, а свекровь моя – особа старой закалки. У нее свой круг общения, свои интересы и убеждения, она совмещала походы в еврейскую общину с пением в хоре старых большевиков. Почти каждый вечер свекровь принимала своих знакомых и вела с ними светские беседы. Я плохо себя чувствовала и сидела в своей комнате. Впрочем, если бы захотела, могла быть и с ними, но тогда, как молодой хозяйке, мне пришлось бы подносить им чай. Это занятие не для меня, на мой взгляд, они сами должны проявлять ко мне внимание, раз я в положении. Но никому это даже в голову не приходило, и я злилась.