И все же, сделав все возможное, чтобы остаться в живых, я не чувствовал никакого умиротворения. Я еще раз убедился, что рядом со мной нет никаких природных громоотводов, что я не сижу на выступающем из земли корне дерева, и снова пристроился на корточках, стараясь стать как можно меньше и не касаться почвы больше, чем необходимо. Когда мир вокруг меня словно взорвался, я попытался сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть. Я сделал все возможное, чтобы защититься.

Наконец шум грозы стих почти так же быстро, как и начался, и вскоре он уже был едва слышен вдалеке, как эхо. Небо посветлело. Мы с трудом поднялись на ноги, все наши дождевики насквозь пробило дождем. Я чувствовал облегчение и неуверенность, меня потряхивало от адреналинового отката.

В ту ночь из нашего лагеря на высоком гравийном холме с одной из сторон горизонта все еще видна была гроза, а туманные лучи солнца просачивались сквозь облака с другой. Повсюду виднелись большие и маленькие лужи и бесконечные холмы с черно-розовыми выступами материковой породы, проглядывающими сквозь зеленый бархат, что устилал их склоны. Карликовые сосны одним своим видом меняли масштаб, и все казалось больше, чем на самом деле. Создавалось впечатление, будто рассматриваешь бесконечную диораму, где все было идеально, бережно расставлено так, чтобы подменить один пейзаж другим. Вздымающиеся холмы то открывали, то скрывали далекую темную воду, а бледно-желтые лучи солнечного света медленно переползали с одного места на другое.

Грозы редко бывают в тайге, говорили нам.

На следующий день мы настороженно следили за небом. Оно казалось одновременно близким и широким, как будто мы рассматривали его в широкоугольный объектив «рыбий глаз». Непогода, застигшая нас накануне, была до сих пор видна на горизонте: она медленно смещалась к востоку, а на западе уже закипала новая гроза. Все утро над нами проплывали темные тучи. Затем по ним разбежались темные вены теней, похожие на трещины на замерзшем озере. Темная завеса дождя хлынула, ушла, и вокруг засияли радуги. На этот раз мы с безопасного расстояния наблюдали, как эффектные молнии бесшумно расчерчивают небо вдали.

Позже в тот же день мы подошли к множеству порогов и вытащили каноэ на берег, чтобы просмотреть препятствия с суши. Мы прошли метров четыреста вдоль реки и поднялись на гранитный валун. Когда-то давно, целые геологические эпохи тому назад, ледник приволок этот валун и бросил тут. Он был почти пять метров в высоту и весь порос бурым лишайником. С вершины нам было видно с полкилометра бурлящей и кипящей белой воды с разнообразными препятствиями до того самого места, где река поворачивала под прямым углом у очередного валуна, ставшего для нее точкой вращения. Пройти этот поворот будет непросто.

Вернувшись в лодку, мы с Дэрином встали на колени на коврики и пошли по течению. На полпути к повороту мы попытались «подтянуться» к спокойной суводи и промахнулись. Вместо того, чтобы задержаться для спокойной перегруппировки в медленной суводи, мы вдруг поняли, что изо всех сил гребем против течения, никакой спокойной воды поблизости и в помине нет, а нас кормой вперед выносит в поворот. Если мы так и будем плыть задом наперед между острых каменных зубцов и круто нависших над водой скал, крутой поворот у валуна-«точки вращения реки» приведет к тому, что лодка наберет воды. Мы лихорадочно огляделись и обнаружили еще одну крошечную суводь ниже по течению. Мы подтянулись и скользнули в нее. В тот момент, когда мы пересекли ее границу и попали в спокойную воду, реальность будто переключилась в режим замедленной съемки: мы спокойно дрейфовали, а река бешено неслась совсем рядом с нами. Мы выровняли дыхание, считывая воду на следующем участке сплава.