Тусклый свет пары прожекторов озарял стылый бетонный бункер. Ширина – двадцать метров, длина – тридцать, а потолок, испещренный тонкими трещинами, выбоинами и пупырышками, всего в трех метрах над полом. Магадану всякий раз казалось, что он попал внутрь спичечного коробка, и колесничего одолевал легкий приступ клаустрофобии. Расстегнув ворот, он стал чесаться: из-за динамической татуировки, чьи узоры медленно путешествовали сквозь подкожную клетчатку, грудь часто зудела.

Трое солдат-дерекламистов – обычные, не колесничие, – вышли из будки в углу помещения. Каждый держал автомат, на поясах болтались звуковые кастеты. От будки вдоль стены тянулся глубокий зацементированный ров, его огораживала подрагивающая, тихо гудящая лезвенная цепь.

Магадан отключил живокресло и сбросил Жиля Фнада на пол. Упав, тот остался лежать неподвижно.

– Как прошло? – спросил один из солдат.

– Мы спешим, – объявил Шунды. Под бетонными сводами голос его отдавался коротким холодным эхом. – И так еле успели. Свяжите его покрепче и бросьте туда. Мы сейчас за Машиной, как вернемся – будем его мучить по-всякому. Тишка, связь!

Тишка выкатился из микроавтобуса, так и стоявшего на платформе элеватора, и протянул командиру тонк в виде подковки:

– Я его уже вызвал.

– Вомбат! – закричал Одома. – Все сделано, что я сказал?.. Точно все?.. Ладно, бывай тогда!

– А зачем связывать, шеф? – подал голос один из дерекламистов. – Там же цепь. Один хер он не вылезет, хоть связанный, хоть…

– Захлопни хавальник! – завопил Шунды так, что солдат отпрянул. – Это вам не кто-нибудь – это Фнад! Связать, я сказал!

– Слушаюсь! – выпалил дерекламист и бросился к неподвижному телу.

Они склеили конечности Фнада липучками, затем двое потащили его к яме, а третий вошел в будку и отключил цепь. Тонкие, радужно отблескивающие лезвия, вертикально торчащие вдоль рва, поникли и перестали подрагивать. Дерекламисты не без некоторой опаски подступили к ним, взяли Фнада за руки и за ноги, раскачали и бросили в ров, где уже лежало три тела, не то мертвые, не то при смерти. Когда на нервную систему цепи не подавался раздражающий импульс, она засыпала. Несмотря на это, несколько ближайших лезвий – пронизанный острейшими алмазными волокнами мезофилл, неспособный к фотосинтезу, зато с краями, прорезающими кость, – дрогнули. Цепь питалась переменным током, но могла добывать энергию из крови, которая для нее была чем-то вроде редкого деликатеса.

Фнад с глухим стуком упал на покрытое бурыми пятнами дно, и дерекламисты поспешно отошли.

– Больше года уже тут, – сказал один, возвращаясь к будке, – а все одно не привыкну к этой хрени.

Он нажал кнопку на пульте, цепь тихо загудела. Лезвия затрепетали и распрямились.

– Теперь поехали, – скомандовал Шунды.

Операцию было решено проводить точно на середине пути между космодромом «Вмешательства» и городской чертой. Репетировали несколько раз, все знали, что им делать, но Шунды нервничал. Он подкрутил эго-форминг, повышая агрессивность, затем пальцы пробежали по сенсорам: специальный порт бортового компьютера токомобиля высветил голографическое изображение прямо перед лобовым стеклом.

– Все помните? – с угрозой спросил Шунды.

Схема боевого спецфургона «Длеб-Каб», который вот-вот должен был показаться на дороге, чуть подрагивала. Сенсор тихо зашипел, над отдельными частями схемы в воздухе возникли красные пунктирные стрелки, рядом с ними зажглись обозначения базовых узлов машины.

Ведущее от космодрома к автономии узкое корпоративное шоссе, прямое, как копье, окружали две лезвенные цепи с листьями высотой почти в человеческий рост. Защита лишь от бомжей и хулиганов-байкеров, не от серьезных людей с хорошим оснащением. Но целиком накрывать редко используемую трассу аэрационным пологом – слишком большие затраты даже по меркам «Вмешательства», и потому спецфургон сопровождали две амфибии. Охрана была до смешного мала, если учесть, что именно находилось в кузове «Длеб-Каба». Впоследствии отвечавшие за транспортировку младшие ламы «Вмешательства» объясняли это тем, что не хотели привлекать лишнего внимания к пустынной местности неподалеку от города.