Тем не менее, своего неуклюжего оппонента граф ни разу не укорил – он спокойно указывал на ошибки и показывал, как делать правильно в той или иной ситуации. Через час запыхавшийся, но довольный Уильям душевно поблагодарил Филиппа, и они вернулись к лагерю.

– Почему здесь так мало поселений? – спрашивал гвардеец Мойрон, которому хотелось по-человечески выспаться, не на земле. – Я слышал, что южнее Брасо-Дэнто городов, как чертей в амбаре, а нам за четыре дня пути встретилась лишь одна деревня.

– Места дурные, – ответил сэр Рэй.

– А что здесь дурного, капитан? – непонимающе уставился конник.

Но за сэра Рэя ответил граф, который ехал позади.

– Все, что ты слышал, касается юго-запада и юга Солрага, – сказал Филипп. – А здесь же низина – рядом болота, которые часто горят, от нескольких дней до пары лет. Никому не хочется жить рядом с горящей землей, в дыму и страхе. Тем более, восточнее обитают болотные гарпии, а если углубиться в Маровский лес, то там – вурмы. Нехорошее соседство: прожорливое и опасное.

Мойрон вздохнул, ловя себя на мысли, что граф, похоже, слышит вообще все. Смеркалось, очертания местности расплывались в наступающей беззвездной ночи. Когда все стали располагаться на месте будущего ночлега, Уильям спрыгнул с Серебрушки, взял ее под уздцы и повел к сэру Рэю – тот по-старчески тяжело сползал со своего рыжего Тарантона. Сделав пару шагов, капитан исказил лицо в гримасе страдания и схватился за грудину.

– А-а-а, Уильям, хорошо, что сами подошли. Вы помните свои обещания?

– Я все помню. Давайте сюда Тарантона, а потом уже проведем поединок, – предложил Уилл.

– По поводу поединка… – и рыцарь болезненно выдохнул. – Давайте сегодня пропустим, потому что, признаться, после удара нашего доблестного графа я не готов. Черт возьми, даже дышать тяжело… Я стреножу Тарантона, а вы почистите его, потом привяжите к коновязи, – сказал капитан. Когда он помог стреножить Тарантона, то заковылял с дорожными сумками и седлом к костру, чтобы погреться и отлежаться. – Что за удары, поверить не могу… Что бревном приложили!

Ведя двух лошадей за холмы, ближе к ручью, Уильяму то и дело приходилось уворачиваться от пытающихся укусить его зубов. За это он пытался корить Тарантона, но морда того, хитро-наглая, выражала только лишь счастье от своего свинячьего характера. Лагерь скрылся из поля зрения. У воды Уилл стреножил и свою Серебрушку, на что она ласково глядела своими бархатными глазками, и он принялся чистить сначала ее: работал щетками, отирал ее пучком травы, заботливо прочесывал ей гриву.

Закончив одно дело, Уильям со вздохом поглядел на Тарантона. Ну что же, очередной бой!

Стоило капитанскому коню почуять, что за него сейчас примутся, он тут же воинственно заржал и брыкнул. Его попытались обойти – но и тут он развернулся задом. Всем своим задиристым видом он прямо говорил, что, поди-ка, готов биться с неумелым рыбачком до изнеможения. Так и ходил вокруг да около Уильям, так и наблюдал лишь обращенный к нему конский круп с раздраженно машущим хвостом, пока не услышал знакомый всплеск. Из ручья показалась Вериатель. Бросив щетки на землю, он тогда подскочил к ней, радостный, и принялся расцеловывать.

– А я уж думал, что здесь мелко для тебя, – сказал счастливо Уилл.

Вериатель лишь мотнула головой, вырвалась из объятий и, пританцовывая, приблизилась к лошадям. Те стояли, замерев – не боялись. Серебрушка мирно пощипывала остатки травы, вытягивая ее мягкими губами под корешок, ну а Тарантон вмиг перестал брыкаться и повернулся. Сначала демоница погладила серую лошадку, затем скакнула к капитанскому коню – и обвила белыми ручками его рыжую наглую морду, которая сейчас выражала покорное смирение.