– В одной комнате буду я и Леонардо, – перечислял он. – В другой – Йева и Эметта, в третьей – Чукк и Грон, а в четвертой – вы, сэр Рэй, и Уильям.
– Кхм, отец, может я с Эметтой в одной комнате? Как в Ферранте, – тут же предложил Леонардо, который потерял всякую надежду уединиться со своей любовницей.
– Нет, – холодно отрезал граф.
– И почему же? – возразил сын, непонимающе пялясь на отца.
Удивленный сэр Рэй, замерев у порога, исподтишка наблюдал за этими проявлениями аристократической изнеженности.
– Потому что это поход, а не забег в бордель, – Филипп развернулся и направился на постоялый двор, чем спугнул капитана.
Когда он отошел весьма далеко, Леонард сжал затвердевшие от злости губы и в сердцах сплюнул. Но на его несчастье, граф это услышал. Уже на пороге он обернулся и обратился к стоящему неподалеку старику вождю.
– Моему сыну лежанку в самой захудалой лачуге.
– Отец, но… – вмешался Лео. – Что ты такое говоришь! Я не буду спать как простолюдин, в доме крестьян. Хорошо, я согласен с твоим распределением касаемо постоялого двора!
– Это ты мне делаешь одолжение? – улыбнувшись, Филипп поднял брови.
– Не будь так жесток со мной, отец!
– Я все сказал.
С этими словами граф исчез в проеме. Глядя вслед, Лео остался на улице под затянутым тучами небом, и на его челюсти заходили желваки. К нему пугливо подошел низенький старичок Ормут, который очень почтительно, видя дурной настрой, предложил проследовать за ним. В жалкой лачуге, куда его определили, графский сын согнал все приютившее его семейство в хлев, а сам устроился в одиночестве на нескольких положенных друг на дружку лежанках.
Смеркалось. Ветер поутих, свинцовые облака остановили свой бег, замерли прямо над Малым Уплишем – и снова пошел измучивший всех дождь. Впрочем, в этот раз весь отряд спал с крышей над головой, радуясь теплу и сухости. Сидя в крохотной комнатушке постоялого двора, Йева фон де Тастемара глядела на закрытые ставни такого же крохотного окошка и думала о чем-то своем.
– Чем вам еще послужить, моя госпожа? – спросила ее служанка Эметта.
– Займись каштановым платьем, – рассеянно сказала графская дочь. – Простирни его – оно на подоле сильно измазалось… Просуши на первом этаже, в таверне, – а потом она вздохнула. – Как хорошо, что ты не пошла к реке вчера вечером…
– И не говорите, госпожа, Ямес уберег! – закивала Эметта.
Йева еще раз с тоской оглядела захудалую узкую комнату, обстановка которой состояла лишь из одной кровати да лежанки. За дверью, из другого конца коридора, послышались гулкие шаги и голоса.
– Вы не боитесь дождя, сэр Рэй? – спрашивал из-за глиняной стены голос Уильяма.
– Надо же, так трепетно печетесь обо мне! Или боитесь шлепков мечом по заднице? – хохотал капитан.
– Погодите, погодите. Вот я подучусь – и тогда вы поплатитесь за такие слова, – шутливо отвечал Уильям.
– Поплачусь? Я? Ха-ха! – восклицал Рэй, который забыл, что за соседними стенами находится графская семья, а сами стены – что пергамент. – Если сможете сегодня хоть раз задеть меня мечом в схватке, я готов выложить свое сезонное жалованье.
– Ну это уже слишком… Вы слишком азартны, сэр Рэй, – смутился голос Уильяма. – У меня нечего дать взамен, если я проиграю в этом споре.
Эти двое шумно остановились прямо за дверью Йевы.
– Азартен? О да! – ответил рыцарь. – Раз уж хотите, чтобы спор был честным, предлагаю, значит, тогда такие условия… Если сможете коснуться хотя бы кончиком меча моего тела в спарринге, то я даю вам свое сезонное жалованье. А если не сможете, то будете драить и седлать моего Тарантона весь путь в Йефасу и обратно.