– А как же все-таки заставить предмет подняться в воздух? – неосторожно поинтересовался простодушный Питер Малуш. – Наверное надо произнести какие-то слова?

– «Какие-то слова», вы сможете прочитать на стенах вашей уборной, куда вы, мистер Малуш и проследуете прямо сейчас. И не забудьте прихватить с собой ведро и тряпку. – рявкнул ректор, не терпящий выкриков, тем более вопросов, с места и обвел строгим взглядом враз притихших студиозов. – Все остальные могут заглянуть в библиотеку или на рынок и поискать там.

Корнелиус перевернул коробку и потряс ее. На стол выпал небольшой пергамент, лежавший на самом дне.

Взяв его в руки, юноша обнаружил почти чистый лист старого пергамента с одной единственной пометкой, сделанной его собственной рукой: «Чувасик. Свечение».

– А, ну да… – Корнелиус вспомнил, где именно он однажды нашел этот пергамент и позвал: – Чувасик, а ну ка посвети.

Василиск вскарабкался к нему на плечо, встряхнулся и испустил зеленое сияние. Едва ее свечение коснулось пергамента, как на нем проступили буквы, похожие по стилю написания на рунопись гномов, но вполне читаемую на общем языке:

«Никто и никогда прочесть не сможет сие, ибо писано особыми чернилами из крови дракона. Разве в сиянии ореола вечного врага его – василиска. Склеп же сей, высечен был из цельной скалы магоупорной породы, мастером Трезвилом Златокуем из клана неутомимых Рунокуев, по особому повелению тройственного союза Короля Фердинанда III, Мага Элеборна Вучича и Инквизитора Гвидо Торберна, дабы сокрыть и уберечь в целости то, что людям до поры принадлежать не должно.»

Корнелиус восхищенно покивал, проникаясь замыслом и стилем того, кто это писал.

Далее следовал список ингредиентов со странными названиями и пропорции, часть в штуках, а часть в унциях или галлонах. Судя по всему, речь шла о рецепте какого-то очень особого сыра, настолько уникального, что его непременно надо было спрятать в специальной магоупорной скале, которой и являлся карцер академии, где однажды Корнелиусу довелось посидеть вместе с Маркусом и василиском.

Корнелиус поежился, вспоминая могильный холод карцера и свой страх перед предстоящим судилищем, в котором выжить у него шансов почти и не было. Да что там, кабы не счастливая случайность – маленький молоточек, подарок одного знакомого гнома, сидеть бы ему в темнице до скончания века.

– Да уж, повезло так повезло! – пробормотал Корнелиус.

Однако, это все было конечно интересно, но никак не приближало его к освоению заклинанию левитации.

– Чувасик! – Корнелиус помахал рецептом. – Если сможешь поднять перо, получишь вкусняшку!

Василиск наклонил петушиную голову и внимательно посмотрел сначала на пергамент, потом на хозяина. Он потянул носом, если можно так сказать про дырочки в основании клюва. Тонкие щупальцы на его гребешке пришли в движение, а в хамелеоньих глазах прочиталась интенсивная умственная работа. Наконец он прищурился и свистнул. Из его глаз и клюва вырвался ослепительный зеленый луч и… Корнелиус почувствовал, как его тело налилось холодом, руки и ноги онемели и послышался противный треск. Он почти не удивился, следовало бы уже привыкнуть к причудам своего опасного питомца.

– О нет! Чувасик, не сейчас… – обреченно застонал он, прежде чем полностью превратился в камень.

Чувасик надулся как индюк, распушил перья и крылья, мотнул головой, и в следующий же миг статуя Корнелиуса плавно поднялась в воздух и зависла над полом. Левитация!

Эту картину и застал вернувшийся эльф.

И она произвела на него впечатление. Он деланно похлопал в ладоши, затем неспеша подошел к статуе, постучал по ней костяшками пальцев, потом тонким стилетом, жестом фокусника, вытянутым откуда-то из рукава, деловито соскоблил несколько каменных крошек и ссыпал их в конверт, который достал из своей тумбочки. Статуя не подавала признаков жизни, плавно покачиваясь на высоте нескольких футов. Василиск сидел неподвижно, одним глазом контролируя процесс, другим следя за эльфом. Тэрион спрятал конверт, достал из тумбочки песочные часы, сел на кровать и принялся следить за песком, периодически переворачивая стеклянную колбу и считая. Через несколько минут послышалось морозное потрескивание, статуя Корнелиуса покрылась сеткой мелких трещин, с поверхности посыпалась пыль и чары начали спадать. Еще через минуту Корнелиус смог двигать глазами. Он яростно округлил их, выражая то ли угрозу, то ли решительный протест. А когда вернулась подвижность шеи, он посмотрел вниз и обнаружил, что парит в воздухе.