Мой самоустановленный период бодрствования приближался к концу, а до ретранслятора нужно было лететь еще несколько лет. Мы собирались остановиться у границ отмеченного Варро радиуса в восемнадцать световых лет на срок, достаточный, чтобы подготовиться и обменяться информацией с Гододином и разведывательными кораблями, зондировавшими пространство последние несколько лет. Затем мы планировали продолжить путь и постепенно разбудить всех, кто был на борту «Тамерлана», «Гордости Замы», «Андрозани», «Кирусина» и «Минтаки». Этот процесс занял бы не одну неделю, но до начала оставалось еще девять лет, в течение которых из девяноста тысяч душ на «Тамерлане» бодрствовать должны были меньше ста. Уже на тот момент неспящих оставалось меньше тысячи.

– Да, скоро, – ответил я. – Валка уже собралась, а после этого… – Я умолк, не зная, что еще сказать.

– Делать будет нечего? – снова усмехнулся Лориан.

– Вроде того. А ты как?

– Хочу еще немного погулять, – ответил он. – Не слишком тороплюсь укладываться в гроб, знаешь ли.

Я посмотрел на коротышку с тонкой кожей и по-паучьи тонкими руками и ногами.

– Тяжело дается заморозка? – спросил я, вдруг осознав, что почти ничего не знаю о физическом состоянии коммандера.

Я всегда считал, что спрашивать в лоб – невежливо. До сих пор считаю.

– Просыпаться невыносимо, – объяснил Лориан. – Нервы работают как попало, я потом неделями ничего толком не чувствую. Не опасно, да и хуже не становится, но неприятно.

Мы немного прошли в тишине, после чего Лориан спросил:

– А вы, милорд? То есть Адриан?

– Мне снятся сны, – сказал я. – Знаю, что это невозможно. Знаю, что по всем свидетельствам в фуге нельзя видеть сны. Но я вижу.

Лориан вдруг замер, и мне тоже пришлось остановиться и обернуться. Он смотрел на меня со странным выражением, склонив голову и приоткрыв рот.

– В чем дело? – опешил я, не сразу догадавшись, что происходит. Подобное выражение встречалось у многих мужчин и женщин, окружавших меня последние десятилетия, но от Лориана я такого не ожидал.

– Это правда? – спросил он, и мой вопрос перестал казаться мне стыдным. – Ты видишь будущее?

– Аристид… – начал я, назвав его по фамилии, чтобы восстановить формальную дистанцию между нами и отложить обсуждение таких вопросов.

Он не заметил. Он достаточно осмелел, чтобы не замечать. Внутри его как будто прорвало плотину, и он заговорил:

– Меня не было рядом, когда ты убил Аранату, и я не знаю, что на самом деле там произошло. Но на корабле достаточно умных людей, которых я уважаю, включая схоласта, и они считают тебя каким-то божеством. Ты видишь будущее? Ты в самом деле умирал?

Сколько он ждал, чтобы задать эти вопросы? Аристид не часто стеснялся спрашивать и совсем не стеснялся высказывать свое мнение и давать советы. Он в принципе не был стеснительным. Но что-то в его голосе позволило мне понять, что он и так все знает. Он бросал мне вызов? Провоцировал солгать?

Я пожалел, что на мне нет плаща. Символы и амулеты дают нам силу из-за того, как мы их воспринимаем. Подумав об амулетах, я тронул медальон под рубашкой, осколок раковины, полученный от Тихих.

– Надо понимать, Паллино показал тебе запись со своего доспеха.

Из всех, кто был со мной у озера на борту «Демиурга», только камера Паллино зафиксировала, что со мной случилось. Айлекс отыскала запись, пока я еще спал у Кхарна Сагары, регенерируя руку. Ей хватило ума проверить все доступные записи, прежде чем люди Тита Хауптманна забрали их. На других не оказалось ничего. Паллино как-то умудрился все время смотреть в верном направлении, и его камера зафиксировала все: как Араната отсек мне правую руку с мечом, а потом и голову. Я посмотрел запись один раз и приказал поместить ее в кристальное хранилище «Тамерлана». Никто не должен был знать о ее существовании. Из Имперской канцелярии ко мне до сих пор не обращались, и я был уверен, что Айлекс в точности выполнила мое поручение.