Считается, что людям лучше никогда не встречаться со своими кумирами. Я чувствовал, что не оправдываю ожиданий этого солдата, но сказать правду не мог. Благосклонность императора давала мне защиту, и все же говорить в этом месте начистоту грозило катастрофой.
– Каракс, война непременно закончится. Когда-нибудь. Может, и мы еще снова встретимся, когда это случится.
Я полагал, что солдат поникнет, огорченный моими уклончивыми ответами, но он, напротив, просиял и расправил плечи.
– Сэр, я хотел бы кое-что вам передать, если позволите.
Казалось, эта мысль только что осенила его. Он мгновенно снял с шеи тонкую цепочку и протянул мне маленький серебряный медальон:
– Сэр, я был на Аптукке пятьдесят лет назад. Это, конечно, пустяковина, но больше у меня ничего нет.
Это был медальон-молитвенник с изображением иконы Стойкости. Я взял его и положил на раскрытую ладонь, стараясь не выдавать эмоций. Я не верю и тогда не верил в религию Капеллы. Но я улыбнулся:
– Спасибо, солдат. Я рад, что вы были на Аптукке. Я…
– Как вам это удалось? – вырвалось у него. – Как вы убедили Бледных отступить без единого выстрела?
– Я… – перевернув медальон, я запнулся.
Он был маленьким, примерно с мой ноготь, и круглым, как монета. На обратной стороне изображено имперское солнце с двенадцатью лучами, поверх которого грубо нацарапан ножом трезубец вроде тех, что рисуют в руках дьявола. Вроде того, что был вышит алой нитью на моей шинели. Древко пересекало солнце посередине точно так же, как древко трезубца на моей груди проходило сквозь пентакль. Я сжал вещицу в кулаке и притянул к себе.
– Я убил их князя, – улыбнулся я, хотя сказанное было правдой лишь отчасти.
Бледные пустили меня на борт своего корабля, и я вызвал князя Улурани на дуэль. Оно приняло вызов, решив отомстить за смерть другого вождя, Аранаты. Пока шла дуэль, Паллино с лейтенантом-коммандером Гароне заминировали весь корабль. Сьельсины оказались в нашей милости и вынужденно бежали.
Сьельсины отнюдь не люди. С ними невозможно дискутировать, как с людьми. Я понял это почти три сотни лет назад, когда встретился с Аранатой на Воргоссосе.
Каракс смотрел на меня в предвкушении интересной истории. Я лишь развел руками, стараясь не думать об изменническом богохульном амулете, что он мне передал.
– У сьельсинов нет законов. Во главе всего правители – убей одного, и они не будут знать, что делать. Когда я одолел их вождя на Аптукке, они отступили, чтобы избрать нового.
– Бескровная победа, – улыбнулся до ушей солдат.
– Почти бескровная, – поправил я, вспомнив Аранату и черную кровь на блеклой траве в саду Кхарна Сагары.
– Сэр, благословите меня? – запинаясь, попросил Каракс. – Ваша светлость? Я каждый день возношу хвалу Земле за то, что она послала нам вас. Я бы погиб на Аптукке. Моя смерть снилась мне не одну неделю. Но вы спасли меня. Спасли всех нас.
Солдат встал на колено и склонил голову, как при посвящении в рыцари сложив руки над макушкой.
– Ух, поднимайся, – буркнул Паллино, но Каракс ему не внял.
– Защити нас, о Полусмертный сын Земли.
Гурт медальона врезался в мою ладонь. Я давно уже слышал, что есть легионеры, которые меня превозносят, но встретился с таким впервые. Все, кто был у меня на службе, знали меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я обычный человек, пускай и видели своими глазами мою смерть. Но легенды обо мне давно ушли в народ, разнеслись по легионам благодаря Бассандеру Лину и его солдатам.
Солдатам всегда было свойственно создавать культы, несмотря на то что поклонение кому-либо, кроме Матери-Земли и Бога-Императора, было под запретом. Давным-давно в Риме воины почитали Митру и Непобедимое Солнце, а наши легионеры возносили молитвы Сиду Артуру или, как, например, мой друг Эдуард и многие римляне задолго до него, – древнему Христу.