«Ты германский шпиён! Влез в голову красного командира и теперь секреты выведаешь? Не бывать такому».

«Будь я шпионом, лучше бы кого-то из баб твоих вербанул. Ты по пьянке и так любые секреты выбалтываешь. Пол-улицы знает количество самолётов и лётчиков в бригаде. В смысле – женская половина. Как насосёшься, совсем болтовню не удерживаешь».

«Даже не стесняешься, буржуйская морда!»

«Осторожнее, напарник. Морда у нас одна на двоих. И болт, кстати, тоже. Заметил шанкр на нём? Точно не уверен, но, по-моему, это сифилис. Небось, и Лизу уже наградил, и кучу подружек».

Комсомолец примолк. В бурном ворохе мыслей, мешанины голых задниц, нагих грудей и влажных распущенных волос я не смог выделить ничего конкретного. Потом одно из женских лиц, довольно некрасивое, перекрыло остальной женский секс-батальон.

«Нинка-буфетчица в Ростове. Точно она, с-сука!»

«Тебя кто-то заставлял трахать буфетчиц и прочую сферу обслуживания населения? Получается – Нинка виновата, а не распутный образ жизни?»

Ванятка заскучал. Потом выдал очередную глупость.

«Всё равно, завтра в лазарет сдаваться. Заодно к мозгоправу надо. Про голос в голове. Вылечат. Жалко – с авиации точно спишут».

«Эй, касатик! Про списание из ВВС не смей и думать. Иначе как мы буржуйскую гадину одолеем?»

Живое удивление, надежда, недоверие, переходящее в глубокий скепсис.

«Хочешь сказать, что ты – не германский шпион?»

«Ну, это было только твоё предположение. Сказано тебе – бес вселился. Я и есть тот самый бес. Обещаю веселье».

Он бы обхватил голову руками. Но моя воля, девятндацативекового существа из преисподней, неизмеримо мощнее. Ладони опустились вниз. Его сковал ужас бессилия.

«Выходит – к батюшке надо? Я же член ВЛКСМ, председатель первичной комсомольской ячейки! Мне не положено…»

«Не поможет батюшка. Раньше были такие умельцы, назывались экзорцисты. Они приблудную нечисть изгоняли. Только я не случайно к тебе попал, а с миссией».

«Чем же я так знатен?»

«Прости, неточно выразился. Именно в нужный момент ты, законченный грешник, пьяница, враль и изменщик без креста на теле, сказал: дьявол меня забери. Нам, скромным агентам загробного мира, красный командир аккурат и понадобился. Поэтому моё появление в Союзе – на то высшая воля и специальная миссия. А что именно в тебя влетел, виноваты неправедная жизнь и твой длинный язык».

Ну, и стечение обстоятельств. Ровно также эсесовские уроды из Анэнербе могли прихватить любого из сотен тысяч других тружеников преисподней, забывших обвеситься амулетом.

«Твою мать…»

«Моя не причём. А твоя явно недоработала в воспитании. Стоп, ты же детдомовский? Извини. Буду тебе родной матерью, подвоспитаю грешника. Поверь, отрабатывать грехи в загробной карьере куда неприятнее».

Я поднялся, растоптал тлеющий бычок и неторопливо пошагал домой, не возвращая бразды правления председателю первичной ячейки. Он примолк, потом робко спросил:

«Выходит, рай и ад взаправду есть? Комсомолец не может в это поверить. Товарищ Карл Маркс говорил…»

«Знаю, видел товарища. Был на экскурсии в зоне для особо одарённых. Отвечаю на вопрос: нет ни рая, ни ада в библейском понимании. Это одно и то же. Людей не бывает безгрешных. Поэтому на пути к Божьей Благодати всем приходится грехи отрабатывать, тяжким трудом и умерщвлением плоти, попросту – мучительными истязаниями. Редко кому достаточно проникновенных бесед, и добро пожаловать к Высшему Престолу. Тебе, грешнику мерзкому но мелкому, лет двести хватит за глаза. Отъявленных злодеев превращают в охрану преисподней. Мы пытаем грешников, а сами получаем ещё более мучительную боль. Если бросаем обязанности – нутро разгрызает просто нестерпимо. Моим начальникам мало показалось, отправили сюда с германцами воевать. Врубаешься?»