– Ареллаган, да откуда тебе знать, куда нам бежать? – пропыхтел сзади Фриэль, чьи хомячьи щёки, казалось, вот-вот разорвутся натужным дыханием. – Ольванс покажет…

Ареллаган небрежно отмахнулся от Фриэля и прибавил скорости. Не зная, где находятся конюшни наследника, он вывел всех точно в нужное место. В похолодевшем и наполнившемся влагой воздухе он уловил следы живых существ, ржущих, постукивающих копытами, хрустящих отборным овсом и опускающих морды в канистры с прозрачной водой. Застыв перед величественным зданием конюшни, Ольванс поражённо пробормотал:

– Но… как?..

– У меня хорошее чувство ориентировки, – беспечно ответил Ареллаган, упиваясь восторженными взглядами королевских детей.

«Хорошее чувство ориентировки, ну как же», – ядовито промолвила Бэарсэй.

«Какая разница, они же верят, – отмахнулся Ареллаган, – нам нужно, чтобы нас зауважали».

«Будешь так завоёвывать уважение – и любой идиот скоро догадается, кто мы», – предостерегла его Бэарсэй.

«Не догадаются. Они же слишком маленькие».

«А потом?» – в голосе Бэарсэй зазвучала несвойственная ей тревога.

«А потом… что им уже будет до того, кто мы!» – с воодушевлением воскликнул Ареллаган, и Бэарсэй не преминула омрачить его торжество:

«Мама говорила, что людям нельзя доверять. Не факт, что они не возненавидят нас, когда всё откроется».

– Ареллаган! Бэарсэй! – звала их Лесли, неуклюже разворачиваясь на тонких ногах и выныривая из тёмного провала дверей конюшни. – Идёмте, таких пони едва ли раз в жизни увидишь!

Ни Ареллагану, ни Бэарсэй не хотелось переступать порог; ведь оба они знали, что за этим последует. Но Ольванс и Саллива, подталкивая их в спину и шутливо ободряя, насильно впихнули их внутрь и даже подвели к стойлам, в которых мирно стояло бесчисленное множество пони, принадлежащих наследнику. Ареллаган поразился:

– Зачем тебе столько?

– Мне их постоянно дарят, – гордо ответил Ольванс, – по десять штук на каждый праздник.

Ареллаган пристально изучал крошечную лошадку. Фыркнув в овёс, она медленно подняла изящную голову, и её тёмные красивые глаза столкнулись с его глазами. Чёрный зрачок лошади расползся в стороны, её мягкие губы подались в стороны, и с испуганным ржанием она забилась в своём стойле, подкованными копытами вышибая крепкую дверь стойла. Лесли и Саллива завизжали, Джолли побледнел ещё больше обычного. Ольванс заметался у стойла, нелепо размахивая руками:

– Ветер, Ветер, успокойся! Здесь все свои!

«Значит… и лошади думают то же самое», – с горечью понял Ареллаган, отворачиваясь от взбесившейся пони, всё ещё бессмысленно ударявшей копытами в дверцу и издававшей тонкое, режущее слух ржание.

Когда Ветер всё же присмирела, Ольванс, полный краски и стыда, неловко подошёл к ним.

– Простите, – покаянно шепнул он. – Я вас очень напугал, наверное… и теперь вы вряд ли будете с нами дружить.

– Ты зря так думаешь, – бойко возразил дэ Сэдрихабу, – ты же не виноват, что твоя лошадь взбесилась.

– Значит, мир? – некстати встрял Джолли.

– Мы и не думали обижаться на вас, – растягивая улыбку на лице, отвечал дэ Сэдрихабу.

* * *

И с тех пор потекли один за другим самые лучшие дни в их жизни. Хотя, конечно, здесь было идеально далеко не всё… Многие людские обычаи были для Ареллагана и Бэарсэй непривычны, а сами они порой непреднамеренно нарушали сложные правила королевского этикета. Первая неприятность случилась с ними на следующий же день после их водворения в комнатах поблизости от покоев наследников. Наутро к дэ Сэдрихабу вошёл седовласый мужчина с огромным серебряным тазиком и объявил:

– Время умываться, Ваше Сиятельство.