Я даже не стал тратить время на ответы или отповеди. Депутатский корпус – это золотая жила наших наполнителей. И брать их следует непременно со спецэффектами! Мне понадобилось меньше полминуты, чтобы, раздевшись до пояса, предстать перед ними во всей красе – могучий торс, рельеф без анаболиков, изумрудно-зелёная кожа, кое-где змеиная чешуя (иногда можно…), сиреневые глаза без зрачков, чуть искривлённые рога и струйка пламени, вылетающая меж зубов при каждом слове.

– Трепещите, смертные! Ибо имя моё – Абифасдон, и я пришёл за вашими смертными душами. Кто первым заглянет в ужасающие глубины сердца Ада?!

Дальше всё по логике вещей – шум, визг, суматоха, попытки звонить братве и в милицию, слёзы, икота плюс многоступенчатый мат. О, как же без него! Без мата в этой стране ничего не делается, ни хорошего дела, ни плохого. Возможно, именно поэтому мы тут так надёжно и держимся…

– Изыди, изыди, Сатана! – наконец вопит кто-то, тыча в мою сторону здоровенным нательным крестом, на полкило драгметалла, не считая каменьев.

Нет слов, всё освящено в церкви, но понятие хотя бы элементарного вкуса хоть в какой-то мере должно быть у человека? И чего мне крест показывать, если коснуться им меня всё равно никто не посмеет. Чуют, что у самих рыльце в пушку, а значит, и в крест не верят по-настоящему. Я молча, не отвлекаясь, протянул руку к верещащей жертве и напомнил:

– За две победы подряд на выборах в краевую Думу ты прилюдно клялся заложить душу. Залог был принят. Мы определили тебе три года, без пролонгации и права расторжения договора. Устная форма давно принята к исполнению, как и просто мысль озвученная. Классические договора с печатями и подписью кровью уходят в прошлое. Собирайся, грешник…

Все практически окаменели. Я отчётливо слышал, как их сердца стараются биться потише и пореже. Ага, кроме животного ужаса, оказывается, и совесть хоть у кого-то осталась. Плохо мы ещё работаем с населением, раз совесть ещё встречается… Абсолютно бесполезное и бессмысленное чувство, раньше его называли страх божий. Имеешь его в душе – значит, не можешь поступить плохо. Всё изменилось, и в большинстве своём в выгодную нам сторону, но…

– Матерь Божья, Царица Небесная, заступись и помилуй! – неожиданно тонким фальцетом взвыл резко сдувшийся депутат, буквально на моих глазах худея на два, а то и три килограмма.

– Поздно, – я протянул руку и крепко сграбастал его за загривок, – молитвы уже не помогут…

– Господи… Иисусе Христе… – едва дыша, бормотал он, даже не пытаясь вырваться.

Это правильно, вырываться из моих когтей – себе дороже, но самое обидное, что именно в этот момент пика свершения правосудия его молитва была услышана…

– Отпусти его, нечестивый дух! – густым, медоточивым голосом раздалось за моей спиной.

Описать саму музыку, тон, вибрации и эманации этого голоса не смог бы никто. В нём было всё – сила, нежность, мощь, нега, властность, забота, полнозвучие и совершенно невероятный мурлыкающий тембр, западающий в сердце раз и навсегда. Голос ангела!

– Отпусти его, Абифасдон!

– Отвали, Альберт, он мой, – всё ещё беззлобно огрызнулся я, даже не поворачивая головы. Я не был бы демоном, если б не узнал своего крылатого друга по одной манере построения речи. Только бы он действительно отвалил… Но это же Альберт!

От тяжёлого пинка коленом под зад я пролетел через всё помещение, выпустил из рук грешника, пробил головой стену и рухнул в бассейн, умудрившись расколотить рогами кафельные плиты на дне… Бы-ды-мсь!

Больно… и обидно. Даже трудно сказать, чего больше. Наверное, всё-таки обиды. Потому что по большому счёту демон всегда проигрывает ангелу. Нас так и планировали, ещё при создании, а то дурацкое восстание на небесах лишь подтвердило эту аксиому. Я снова и снова прокручивал старые кадры в отупелом мозгу, когда полчаса спустя сидел в угловом баре, накачиваясь русской водкой в полной уверенности, что он сюда придёт.