Пастух не успел и глазом моргнуть – в ущелье сделалось так же светло, как в самый ясный день. Окрестности мелко затряслись, утробно взвыл холодный ветер, соседние каменные громады черной паутиной разрезали извилистые трещины. Скалы начали крошиться, мучительно оседая вниз, как раненый копьем буйвол. Ноги подогнулись сами – Церинг упал ничком, мысленно прощаясь с жизнью, он не без основания полагал, что началось жестокое землетрясение. Сверху послышался звук ускоряющихся ударов – старик едва успел отстраниться, как на то же самое место рухнул мокрый, блестящий от снега громадный валун. Тяжело лопнув, он развалился на куски – каждый размером с голову трехгодовалого яка. Горы, дрожа, истошно стонали – небо сокращалось от боли, словно вырванное из груди сердце, расчерчиваясь тончайшими прожилками молний. Прозвучал новый, оглушительный взрыв.

Осторожно подняв голову, Церинг собственными глазами увидел, как в нескольких сотнях метров от него с корнем вылетели из земли деревья, их разорвало пополам, будто жалкие щепки. Совсем как пятьдесят лет назад – когда чужеземные солдаты, сноровисто подтащив с цветущих равнин горную артиллерию, толстыми снарядами планомерно разрушали укрепления, где укрылись сторонники океана мудрости. Волнения в горах с тех пор и не прекращались: иногда затихали, но вскоре опять разворачивались с новой силой.

Этот год не стал исключением. После свежего бунта чужеземцы привели на Место Богов страшных бронированных слонов с большими железными хоботами. Слоны раздавили всех, кто не мыслил своей жизни без власти океана мудрости, но, видимо, этого им оказалось недостаточно. То, что происходит сейчас, – еще хуже самого ужасного землетрясения. Похоже, проклятые чужеземцы решили покончить с маленьким горным народом раз и навсегда – при помощи неизвестной мощной бомбы. Молочно-белый свет усиливался, становясь еще ярче – от него у старика нестерпимо болели глаза и текли горестные слезы боли и ужаса. Окрестные горы снова содрогнулись от грохота – в чистейший воздух на десятки метров ударили шипящие столбы воды из вскипевших горных рек, подбрасывая вверх серебристые тельца сварившейся форели. Бессильно лежа на животе, как смиренный паломник у порога монастыря Джоканг, царапая лоб об острые осколки камней, старик нараспев, слабым голосом начал молиться, взывая к могуществу царевича Шакьямуни[10]. Его прыгающие от холода и страха губы успели произнести стандартную, знакомую с детства мантру два раза подряд. Третьего уже не понадобилось: содрогание почвы и бешеный вой ветра неожиданно прекратились, словно получив приказ. Дрожащие камни застыли, приняв прежний облик, столбы пара больше не поднимались из медленно остывающих рек. Молочный свет на вершине Инге-Тсе померк, захлебнувшись темными сумерками. Одинокая молния тихо умерла в ночном небе, сдавшись последней.

Церинг поднялся на ноги, во всю силу своих старческих легких славя мощь Шакьямуни. Теперь и дураку понятно: если молитва подействовала так быстро и эффективно, то никакая это не чужеземная бомба. Дела обстоят гораздо серьезнее.

– Гнев демонов, – прошептал старик, пытаясь унять дрожь. – Надо спешить, чтобы предупредить людей. Демоны могут вернуться.

…Он щелкнул кнутом, сгоняя разбежавшихся яков в стадо. На скот только что состоявшееся светопреставление не подействовало: животные спокойно жевали пожухлую мерзлую траву, добытую из-под снега. Но перед тем как зайти в деревню, надо будет внимательно проверить их шерсть на наличие камней. Общеизвестно подлое свойство злых духов: они умеют прятаться именно в камнях. И если хотя бы мельчайший осколок застрял в густой шкуре яка, этим вечером Церинг рискует приташить в свой дом зловредного демона. А там уже известно, что начнется – заболит живот, испортится кровь, ухудшится зрение, скот передохнет. Демоны такие вещи обожают, их пампой