– Ну да! Тебе бы только на всём готовеньком! Знаю я, сколько ты заработаешь. Небось по двенадцать монет серебром загонишь?

Анжэр замялся. Довольный Оливье осклабился.

– Ладно, поехали, поможешь.

– Нет-нет, я не смогу убивать! Я сделал всё, как ты просил, но от убийства уволь.

– Да ладно, я на это и не рассчитывал. Факел подержишь, ночь на дворе.

Весть о том, что легат Пьер де Кастельно и вся его свита перебита при переправе через реку Рона, разнеслась мгновенно. Рассказывали, что засада на другом берегу реки хладнокровно расстреляла кортеж из луков, убийцы ограбили вельмож и украли лошадей. Не помогли даже рыцари. Они были найдены запутанными в сети и заколотыми в горло.

На самом деле то, что это были люди аббата Арнольда, страстно проникнувшегося к словам Филиппа и видящего под своим крылом новые монастыри и земли, понимали только Тулузы. Раймонд VI догадывался, что Арнольд задумал хитрую провокацию: убить легата и свалить всё на коварных еретиков Тулузов, – путь в Лангедок открыт, и крестовый поход обеспечен. После потери доверенного лица папа Иннокентий III непременно поддержит поход, да ещё и поспособствует ему, лично благословив на борьбу с вероотступниками и убийцами.

В Монсегюре все пребывали в ужасе, особенно женщины. Теперь руки у французов были развязаны.

Вассалы Раймонда также понимали: никто из лангедоков никогда бы не решился на такой шаг, так как это открытый конфликт с Римом, который приведёт к войне. Раймонд был уверен, что война выгодна, в первую очередь, французской короне для пополнения казны, а во вторую очередь – Святому престолу, ненавидевшему всё, идущее вразрез с католицизмом.

Призывы аббата Арнольда организовать крестовый поход против Тулузов поддержали все дворяне Франции. Его активно пропагандировал королевский двор Филиппа II Августа, особенно усердствовал граф Симон де Монфор*.

Начались военные приготовления. Аббат Арнольд приказал уничтожать еретиков, не принимать в расчёт ни пол, ни возраст, ни занимаемое положение.

Весной 1208 года грянула война. Войска Папы Иннокентия высадились в Нарбоне, опустошив город, двинулись к Каркасону. Каркасон и прилегающие к нему территории принадлежали вассалу графа Раймонда VI – графу де Фуа[24]. Де Фуа гордился своим древним родом, иногда даже не в меру, отказывая всем претендентам на руку дочери Элеоноры. Его непомерная гордыня и доблесть позволили надолго задержать папские войска под Каркасоном.

Перед вступлением врага на его земли де Фуа предусмотрительно решил переправить дочь в Монсегюр. Он призвал в кабинет Элеонору:

– Дорогая дочь, ты знаешь, как я люблю тебя. Папские войска высадились в Нарбоне, они, как саранча, опустошают всё, грабят, насилуют и убивают всех подряд – и крестьян, и дворян. Я написал письмо своему сюзерену – Раймонду Тулузскому, где прошу позаботиться о тебе в случае моей гибели. Возьми с собой всё необходимое и немедленно уезжай.

– Отец, неужели всё так серьёзно? – Элеонора разрыдалась и бросилась на шею отцу. – Я не хочу уезжать и оставлять вас здесь! Уедем вместе!..

– Нет, дорогая дочь, остаться – мой долг перед памятью твоей матери, моих предков, построивших наш замок, и перед сюзереном. Я должен задержать наёмников, чтобы ты успела укрыться в Монсегюре. Он непреступен, там ты будешь в безопасности. Собирайся сейчас же!

Де Фуа поцеловал прильнувшую девушку в щеку, крепко обнял её и отстранил.

– Не теряй время, Элеонора! Я не хочу, чтобы моя дочь стала добычей осатаневших убийц!

Элеонора, вытирая слёзы, отправилась в свои покои и выехала из замка через два часа. К вечеру она в сопровождении небольшого отряда достигла Монсегюра.