Родион вступил на его шаткую почву в тот момент, когда Амалия познакомила его с Габриэлой и он увидел изнанку своих чувств. Боль – вот что было на дне этой ямы. Это были уже не пороки людей. Это были их болезни. Их сумасшествие. Родион не мог принять этого. Амалия. Она сказала ему, что люди – это просто плоть. Такая же, как он, такая же, как она. Кожа, которая жаждет показать свои секреты, обнажить правду свежего кровянистого мяса. Воск, который заливает рассеченную кнутом спину. Огонь, который дарит запах горелой плоти. Твоей собственной плоти. Игла, которой можно проколоть свою руку. Нить, которой можно сшить груди женщины воедино… Это и была та яма, в которую Амалия хотела упасть. Упасть вместе с тем, кто крепко держит ее за руку, и только там, на дне, которого нет, она раскроет ему свои тайны. Теперь Родион видел – бездонность в глазах Амалии и была той самой ямой.

Она лежала перед ним обнаженная, с капельками крови, сочившимися из ее проколотых сосков. Еще одна игла – и еще одна струйка крови. Габриэла. Родион следил за ее руками. Боль. Габриэла не знала, что такое жалость. Острие иглы натягивало кожу, разрывало, проникая в плоть, а затем снова появлялось, протыкая кожу изнутри. Наслаждение. Родион слышал, как Габриэла что-то говорит об этом. Боль, которая может быть желанной. Амалия желала ее. Об этом шептали ее губы. Родион слышал, как она просит его подойти ближе, просит прикоснуться к ней. Ее тело. Оно дрожало. Плоть. Всего лишь плоть, которая не знает границ в своем сумасшествии. Родион чувствовал, как дно под его ногами становится непрочным. Еще один шаг – и он провалится в эту бездну безумия вслед за девушкой, руку которой он готов был держать так долго, как она сама пожелает этого.

Его чувства. Он видел их так же, как обнаженное тело Амалии. Их плоть была проткнута крюками, закрепленными где-то под потолком. Их ноги едва касались пола. Одно неверное движение – и холодная сталь разорвет тело, причинит боль, а затем позволит упасть в лужу их собственной крови, оставив шрамы, которые всегда будут напоминать о том, что было, звоном цепей и тупым желанием повторить все это, избежав ошибок. Яма дерьма, крови и спермы, в которой нет дна. В которой каждый сам определяет, насколько глубоко он позволит этой яме поглотить себя. Родион нашел свой предел. Теперь он мог лишь вспоминать об этом.

Инна Васильева. История Родиона взволновала ее. Она хотела слышать подробности. Хотела знать имена. Она умоляла Родиона показать ей это место, познакомить с Амалией Мовсисян. Она не верила, что он может отказать. Отказать ей, Назару Савину, Ульяне Флегоновой. Отказать после того, как они отведут его в дом Мольбрантов.

Родион. Он снова смотрел на Амалию. Она была так близко, что он мог чувствовать запах ее духов. Сколько таких, как он, было у нее после него? А сколько до? Сколько грязи и разврата впитало в себя это тело? Раньше Родион думал об этом. Думал, пока не оказался в особняке Мольбрантов, в комнате их приемного сына. Там он понял, что все это не имеет значения. Все это не более чем плоть. Плоть, которая тянется к такой же плоти. Плоть, которая не знает, что такое чувства. Плоть, которую со временем даже не вспоминаешь, потому что в памяти остаются только чувства. Но иногда с них срывают одежды и подвешивают крюками к потолку. Родион хотел встретиться с Амалией Мовсисян, чтобы сорвать свои чувства с этих крюков, бросить их на пол и растоптать.

Амалия. Она смотрела на Родиона Хирьякова как на что-то давно забытое. Рядом с ней был другой мужчина – Матвей Кормильцев. Рядом с Хирьяковым – Инна Васильева и Ульяна Флегонова. Амалия молчала. Молчал и Родион. Он просто стоял и смотрел на нее, а она не торопила его с уходом. Если он хотел, то мог смотреть на нее сколько угодно, возможно, вспоминать, огорчаться и радоваться, думать о чем-то своем. Он заслужил это право. Он – один из немногих, в ком Амалия ошиблась. Она дошла с ним почти до дна, но он ушел. Ушел в тот самый момент, добравшись до которого другие уже не могли уйти. И сегодня он тоже уйдет. Об этом думала Амалия, глядя в глаза Родиона. Об этом думал Родион, глядя в ее глаза.