– Что вы делаете? – растерянно спросил Мольбрант почти без акцента.

– Ты разве не видишь?

– Я думал, в доме никто не живет.

– В доме? – старик презрительно сплюнул. – Боже упаси жить здесь! – он обернулся, награждая француза презрительным взглядом. – Ты разве не помнишь меня?

– Нет.

– Ну тогда стой здесь и плачь.

Старик закряхтел, закрыл за собой тяжелые ворота. Мольбрант смотрел, как он уходит – усталый, немощыный, едва поднимая ноги – последний слуга этого проклятого дома. Старик не оборачивался.

В сторожке, где он жил, было тепло. Он снял мокрый плащ и повесил над обогревателем, достал газету, заварил чашку чая, надел очки. Какое-то время старик читал, стараясь ни о чем не думать, затем подошел к окну, увидел Мольбранта, заворчал и начал снова одеваться.

– Жалко мне тебя, – сказал он французу. – Вымок, наверно, весь? Ты только посмотри какой дождь, а у тебя и зонта нет…

– Я вас вспомнил, – перебил его Мольбрант. – Вы работали здесь садовником.

– Работал, – старик зазвенел ключами, открыл ворота. – Пойдем в сторожку. Согреешься, – он увидел, как вздрогнул француз. – Ну, чего ты? – растерялся старик. – Не бойся. Все уже давно закончилось. Здесь нет никого, кроме меня и моей внучки.

– Вашей внучки?

– Да. Только не говори никому. Это вообще-то не положено, – старик недовольно замахал рукой. – Ну, пойдем же! Не заставляй старика мокнуть.

В сторожке он забрал у Мольбранта куртку и свитер, повесил сушиться. Чай, который он заварил, был крепким и пах мятой.

– Это моя внучка, – сказал старик, доставая потрепанный фотоальбом. – Правда, красавица?

Он долго показывал фотографии и вспоминал, вспоминал, вспоминал… Мольбрант слушал его, забившись в угол старого дивана. Озноб проходил. Скрипучий голос старика успокаивал. Мольбрант закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Он задремал на мгновение. Так, по крайней мере, ему показалось.

– Просыпайся, твоя одежда уже высохла! – услышал Мольбрант женский голос.

Внучка старика деловито расхаживала по комнате, проверяя все ли на месте. Самого старика нигде не было.

– Не бойся, я не вор, – сказал ей Мольбрант.

– Все вы так говорите, – она наградила гостя недобрым взглядом. – Пользуетесь тем, что у старика доброе сердце. Работу бы лучше нашли, чем попрошайничать… У нас и своих лодырей хватает.

– Я не бездомный, если ты об этом.

– Ну, конечно!

– Посмотри на мою одежду, разве бездомные носят такие вещи?

Девушка окинула его недоверчивым взглядом.

– Тогда какого черта ты делаешь здесь?

– Когда-то давно я здесь жил.

– Жил? Здесь? В сторожке? – девушка нахмурилась.

– Меня зовут Мольбрант. Дидье Мольбрант.

– Мольбрант? – девушка нахмурилась сильнее. – Тот самый Мольбрант, что… – она тихо выругалась. – Извини. Я думала, ты еще один бездомный, которого притащил сюда из жалости мой дед… Чернокожих прежде, правда, не было, но… – она неожиданно просияла и протянула французу руку. – Меня зовут Ульяна. Хотя старик, наверное, тебе и так все рассказал перед тем, как ушел на вечерний обход.

– Вечерний обход? – Мольбрант тревожно выглянул в окно.

Сумерки съедали очертания дома.

– Что-то случилось? – встревожилась Ульяна.

– Ты слышала о том, что здесь произошло?

– Конечно. Все слышали, – в ее глазах вспыхнул интерес. – Скажи, а это действительно было так, как об этом рассказывают?

– Смотря кто рассказывает.

– Может быть, расскажешь сам? Мы могли бы пробраться в дом и там…

– Не думаю, что меня это интересует.

– Тогда зачем ты пришел сюда?

– Не знаю.

– Люди говорят, убийцы иногда возвращаются на место преступления.

– Я здесь когда-то жил, забыла? Это был мой дом… И я не убийца.