Тумаки и удары получали все без исключения! Каждый рабочий говорил:

– Я ничего не сделал?

На что Иннокентий отвечал:

– Ты все еще блеешь овца! За работу!

И тут получил удар по черепу плеткой! Вскоре их тела покрылись синяками, ссадинами. Но они молчали и тихо ложились на свои сеновалы и жутко страдали. Тело каждого ныло словно их жгли каленым железом. Но это было не самое худшее, что происходило в губернии. Скот и вся еда приобрела отвратительный привкус гнили. И на Баракова начали бросаться другие буржуи. И собаки тоже словно дикие стали бродить по улицам, постоянно скаля зубы.

Ване было также плохо. Винчестер насмехался над ним и говорил:

– Слезники, май деа, должны ползать в угоду старшим бразэр!

Теперь даже присутствие Марьяны не помогало. К вечеру третьего дня золотые волосы и его лицо покрылись кусками грязи и следами от сапог Иннокентия.

А Хлевадий как раз третьим вечером обсуждал с одним из гостей необычное происшествие.

– Говорю, – рассказывал гость. – Собаки словно с цепи сорвались! Сегодня двоих моих детей покусали!

– Да я в курсе, – машинально ответил Хлевадий.

– С тех пор как твой старый друг объявился всякая жуть начала твориться! Коровы не дают молока, курицы яйца не несут!

– Винчестер тут не при чем, Леонид Гаврилович! – внезапно вспылил Бараков. – Это все этот отброс! Он убил Григория! Раскромсал его тело, а части тела выбросил как мусор!

– Успокойся, друг, – мягко проговорил Гаврилыч. – Давай лучше ответь, когда сыскной приедет из столицы, в помощь нашему комиссару?

– Примерно через две недели, – уже спокойно ответил буржуй.

– Боже, – только это и вырвалось из уст гостя.

Они еще какое-то время попили чай и вот Гаврилыч встал и сдавленно улыбнулся:

– Ладно, приятель, увидимся.

И вышел из белокаменного поместья, а Бараков смотрел ему вслед, и его кустистые брови были сильно нахмурены, а усы дрожат вместе с губами.

Он посмотрел наверх и увидел восходящую луну, а солнце давно зашло за горизонт.

– Тварь поганая, – только это и прошептал буржуй.

И зашел обратно в свой дом.

Тем временем Леонид Гаврилыч, этот худой человек с сильными морщинами и седыми всклокоченными волосами, словно клубок пуха, шагал по снегу и пытался насвистывать мелодию. Несмотря на теплую шубу, он чувствовал, как руки в шерстяных рукавицах вот-вот покроются льдом и инеем. В голове застряла одна картина: разрезанный, нет даже разорванный Григорий, разбросанный по сторонам. Очки Гаврилыча, которые он нацепил на заостренный нос, начали мутнеть от его горячего дыхания.

– Дьявол! – выругался он и остановился рядом с одним из домов бедняков.

Он старательно их протирал и тут!.. Раздалось чье-то тихое едва слышное шипение.

– Что это? – обернулся гость.

Он оглядывал все пространство, освещенное ярким светом лунного диска, но тучи то и дело заслоняли его, и сияние сильно слабело.

А шипение все продолжалось.

Ему казалось, что это собака или лиса. Но почему-то у него возникла мысль о звере куда страшнее мохнатой дворняги и рыжей плутовки, таскающей кур из сарая.

– Собачка иди сюда! У меня есть косточка!

С этими словами он достал револьвер и нацелил его во тьму.

Шипение становилось все громче.

– Что это значит? – еле слышно пробормотал он.

А Гаврилыч начал чувствовать, как это навязчивое шипение начинает проникать в его разум, как оно заполняет все его мысли. Гость уже начал терять слух. Он чувствовал, что этот звук исходит у него из головы.

– Ну, хватит уже! – задержав дыхание взвыл помещик.

Он уже собирался выстрелить, как вдруг, его руку пронзила острая боль: он завизжал как побитый ишак! Медленно, будто невидимым лезвием, ему резали сухожилия, все громче был слышен хруст костей. Ноги моментально искривились словно сучья.