На зов Самося подошёл Франек, вылупился на аборигена.

– Самось! Это что ещё за зоопарк?

Тут уже обиделся наш домовик.

– Ничога ён не заапарк. Падобны да мяне. Боггартам кличуць.

Я поманил всю компанию поближе к ангару. Если кто увидит нас с Франеком, увлечённо разговаривающих с пустым местом, поход к мозгоправу обеспечен.

Под прикрытием стены из ребристого металла я сам прихватил боггарта за тощее слабое плечо. Самось, пусть ростом не выше, массой и силёнкой превосходил англичанина в разы.

– Сколько вас? Почему именно в наш самолёт полезли?

Тот замкнулся, словно легендарный партизан на гестаповском допросе, с гордой миной на упрямой физиономии. «Цвёрда трымаўся юнак на дапросе, тоячы словы і думкі свае», стих Аркадия Кулешова, это я выудил из памяти Андрея, после чего показал лысому Гестапо реальное, сильно стиснув пальцы. Под ними хрустнуло. Жестоко? Да! Но куда хуже будет, если из-за проделок его племени у «Кикиморы» откажут движки над Германией.

– Андрэй, дазволь мне, – вмешался Самось, перехвативши роль доброго полицейского. – Як зваць цябе, боггарт?

– Сэмюэль, – тот хлюпнул носом, мало уступающим размером шнобелю домовика.

– Вось. Тёзка. Сэмюэль у ангельцев – што Самось у полешуков.

Кидая косые и полные ненависти взгляды на меня и на Франека, боггарт постепенно разговорился. Сказал – он одиночка, но шустрят и другие. Каждый сам себе указ.

– И никто вам не авторитет? – усомнился я.

Тот несколько раз шумно вздохнул, потом признался: разве что королева прикажет.

– И где живёт её величество? – я уже смекнул, что речь совершенно не о королеве Великобритании, ибо ей правит косноязычный король, эпоха Елизаветы Второй далеко впереди.

– В Хартфордшире. Её поместье милях в пяти к западу, называется Кингз Хилл. Не надейся. Не будет она разговаривать с короткоживущим.

Я снова взял задохлика за плечо, и тот перекосился – не от боли, а от её ожидания.

– Значит, так, Сэмюэль. Тебе самому сколько лет?

– Больше пяти сотен! – он намеревался сказать это гордо, но глаза по-прежнему испуганно косили на мою руку, стиснувшую его многострадальную конечность.

– Совсем зелёный пацан! Передашь королеве, что с ней желает побеседовать некто, живущий две тысячи пятнадцатый год. У нас наверняка найдётся что-то вспомнить вместе. Обманешь и не передашь, при следующей встрече откручу не плечо, а голову. Знаешь, скольких я порешил за две тысячи лет?

– Клянусь! Не обману. Сегодня же отправлюсь. Доложу дворецкому.

Боггарт изобразил странный ритуал, приложив длиннопалые ладони к голой груди, поросшей редкими курчавыми волосками, затем хлопнул себя по щекам и поклонился. Разумеется, он мог обмануть, мы-то не знаем местных обычаев, и эта пантомима запросто означает «поцелуй меня в зад», а не «мамой клянусь». Поэтому пришлось добавить:

– Или я сам приеду в Кингз-Хилл на танке. Пусть только попробует не принять. Придётся старушке копить на новую недвижимость.

– Нельга так з каралевай! – влез Самось, неожиданно заняв сторону боггарта, как ни крути – представителя его биологического вида. – Нияких пагроз! Абяцанками пра каралеву ён не падмане.

– Проваливай!

Лысый исчез в мановение ока. Как я уже понял, домовики, то есть домашние эльфы, и всякая их родня не особо одарены магически. Только обычным людям не видны. Поэтому мелкие пакости типа скисшего молока или пропавших ключей объясняются до скукоты материалистически. Вредитель просто кидает ложку кефира в молоко или перепрятывает ключи, а хозяева оккупированного им жилища не замечают перемещений гада по комнатам. Поэтому боггарт не мог раствориться в воздухе. Но сдриснул быстро, насколько позволило тщедушное тельце на коротких ногах. При сравнительно длинных руках пропорции его организма напоминают гиббона. Фу-фу, если честно. Правда, с боггартовой точки зрения мы тоже вряд ли образчик красоты. И не способны, как он, расхаживать с голым торсом и босиком при температуре около нуля. Самось вполне себе одет в детскую куртку и огромные штиблеты, как минимум – из вежливости по отношению к людям.