А вот сам чертов Еж не боялся. Или, во всяком случае, умело скрывал свой страх, настолько умело, что тот становился полностью незаметен.

Арчибальд знал, что этот человек не менее опасен, чем он сам, воспринимал его почти как конкурента, и со злостью признавал, что на деле они чаще всего работают как союзники. Благодаря посредничеству все того же Доминика Конте, в Карле Еже Молле обрел если уж не друга, то, во всяком случае, хорошего знакомого. Даже полезного иногда.

– Мои связи позволяют узнать номер телефона любого человека, – продолжал голос в трубке, – Тем более, что на этот раз он зарегистрирован на твое имя, а не на подставное. Итак, я повторяю вопрос, Альфа – куда ты снова влип и куда хочешь втянуть Доминика?

Хищник широко улыбнулся. Настроение у него было далеко не самым лучшим, поэтому отвечать на подобные вопросы спокойно он настроен не был. Кроме того, в холодном голосе Ежа ему вновь почудилась провокация.

– Не знал, что у «всесильного» Конте есть нянька, – ядовито откликнулся он, – Ник сам решил помочь мне, я не просил его об этом. Тем более, что его кровь сейчас бессильна… почти.

Карл, не прореагировав на пассаж про «няньку», предпочел уделить внимание последующим словам.

– Доминик поставил меня в известность, – спокойно бросил он, – И я почел за лучшее лично сообщить тебе, что решать этот вопрос тебе надлежит без… по крайней мере, моего участия.

– О, – Арчибальд даже немного оживился, – Надо же. Какой приятный сюрприз. Если на сей раз я буду избавлен от лицезрения твоей рожи, думаю, все решится быстро и легко. Зачем ты звонишь?

На несколько секунд воцарилось молчание. Старый неприятель, видимо, размышлял, обдумывая вопрос и ища ответ на него.

– Я бы не хотел… – медленно начал он, наконец, – Чтобы кровь мокоя заставила тебя вновь покушаться на Доминика. Если это случится…

– Если это случится, – прервал его Молле, – Я пущу себе пулю в лоб прежде, чем причиню ему вред. Не трясись, Хеджхог. Я не забываю добро. Я потерял право отнять жизнь Ника, и не позволю никому и ничему… стоп. Почему ты считаешь, что его кровь может заставить меня сделать… вообще что-нибудь? Его кровь – не его дух, она не может влиять…

– Ты уверен? – голос Карла стал мрачным, – Видимо, влияние на тебя уже оказано, Молле, иначе ты бы понял. Единственной целью мокоя всегда было захватить твое тело, получить его в свое личное пользование. Неужели ты думаешь, что это желание не сообщилось его крови? Неужели ты думаешь, что, получив хоть призрачную возможность забрать, наконец, твое тело, занять его, заполнить своей кровью, он откажется от нее?

Арчибальд промолчал, прижимая руку к груди. Ему чудилось, что внутри ползает и шевелится мерзкая одноглазая тварь, разрастающаяся с каждым мигом все больше и больше, что она поглощает его кровь, его тело, его сознание…

– Ты напуган?

Он вздрогнул. Напуган? Конечно, черт возьми, он напуган! Триумф этой дряни означает смерть для него, а умирать он не хочет. Не сейчас, не тогда, когда начал новую жизнь.

– Нет. То есть, ты полагаешь, что его кровь – каждая ее капля! – тоже обладает разумом, волей?

Из трубки донесся тихий вздох.

– Мокой – это лярва, Хищник, – негромко напомнил Карл, – Лярва, состоящая из множества поглощенных душ. Где гарантии, что, слизнув ту каплю крови со своих губ, ты не слизнул заодно и одну из этих мятежных душ?

***

Со времени памятного разговора с отцом Доминика прошло уже одиннадцать дней. Со времени беседы с Карлом – ровно неделя. Арчибальд, вынужденный уже дважды пополнять запасы «лекарства», чем в первую очередь не был доволен сам (не может же он постоянно пить кровь Доминика Конте!), сидел в своем рабочем кабинете, в ресторане и бездумно смотрел в документы. Цифры прыгали перед глазами, разбегались и путались; буквы скакали со строчки на строчку, а мысли были слишком далеко, чтобы сосредоточиться.