. В колониях же, которые не подходили для масштабного заселения европейцами, устанавливался режим эксплуатации. Демократия не внедрялась европейцами в тех колониях, которые привлекали возможностями экстракции ресурсов, а не возможностями заселения[238]. Во-вторых, доиндустриальный капитализм способствовал установлению только нарождающейся демократии, ограничивая распространение гражданских свобод имущими классами. Установление же зрелой демократии со всеобщим (для мужчин) избирательным правом было плодом индустриализации и борьбы рабочего класса за политическое признание[239]. Однако и индустриализация не всегда вела к зрелой демократии или, по меньшей мере, к устойчивой зрелой демократии. Стабильная зрелая демократия следовала за индустриализацией только там, где не был допущен или был демонтирован королевский абсолютизм и где нарождающаяся демократия уже существовала с доиндустриальных времен[240].


Рис. 6.1. Факторы, объясняющие североатлантическое происхождение капитализма и демократии


Связь между индустриализацией и демократией проявлялась по-разному. В сущности, непримиримая классовая борьба, связанная с возвышением (rising) промышленного рабочего класса, зачастую действовала во вред демократии. Разумеется, благодаря введению всеобщего избирательного права индустриализация почти всегда вела к символическому политическому признанию рабочего класса. Однако это право устанавливалось авторитарными режимами так же часто, как и демократическими. В промышленную эпоху всеобщее избирательное право вводили коммунистические, фашистские и другие диктатуры, и, борясь за право голоса, рабочий класс нередко занимал сторону популистских, фашистских и коммунистических партий, которые сворачивали жизненно важные для демократии гражданские свободы[241].

Раннее установление зрелой и стабильной демократии не было достижением только среднего или только рабочего класса – оно произошло в тот момент, когда первый перестал выступать против второго[242]. В свою очередь, это случилось лишь тогда, когда победа среднего класса над аристократией и королевским абсолютизмом была настолько несомненной, что, имея дело с рабочим классом, средний класс уже не мог положиться ни на союз с аристократией, ни на государственные репрессии. Отчасти из-за природных факторов эти условия оказались исторически уникальными и реализовались лишь в Северо-Западной Европе и ее заокеанских отпрысках.

Социальные расколы, распределительное равенство и демократизация

За исключением Северо-Западной Европы и ее заокеанских колоний, где возникли уникальные условия, классовые противостояния, связанные с индустриализацией, как правило, не способствовали установлению демократии. Это утверждение может быть обобщено: когда классовые расколы и групповые различия переходят в открытую вражду, каждый политический лагерь стремится монополизировать государственную власть с целью получить возможность не дать реализоваться требованиям оппонентов. Этот паттерн «работает» против демократии[243].

Классовые расколы легко перерастают во вражду, если классы существуют как изолированные друг от друга сообщества, если политические партии разделены по классовому признаку и если распределение экономических ресурсов между классами чрезвычайно неравномерное. В этих обстоятельствах коалиции и компромиссы между классами маловероятны, а отношения между группами приобретают враждебный характер[244]. В европейских странах с сильными традициями королевского абсолютизма и уходящими вглубь веков привилегиями аристократии индустриализация регулярно порождала классовые расколы, объединяя малообеспеченный рабочий класс деревень и городов против привилегированного класса землевладельцев, промышленников, банкиров и государственных и армейских чиновников