Местные жители не могли знать и о других делах Семенова. Весной 1918 года он вместе с приятелем, тоже журналистом, Антоном Оссендовским провел сделку с американцами, продав им за большую сумму документы о сотрудничестве большевиков с немцами в годы мировой войны. Их купил американский журналист Эдгар Сиссон. В историю эти бумаги и вошли под его именем. Семенов скромно остался в стороне.

Узнав еще некоторые факты из его биографии, жители были бы немало удивлены. Бывший народник Соломон Коган, в юности заподозренный в предательстве и сотрудничестве с полицией, постепенно превратился в журналиста самых правых взглядов. В Европе, где он проживал долгие годы, его читали под фамилиями Княжнин, Несвой и Семенов. Последний псевдоним в итоге оказался основным в его журналистской карьере. К фамилии он придумал себе и подходящее имя и отчество.

Среди друзей Евгения Петровича были известные литераторы, такие как Анатоль Франс. Но жизнь в Европе была скучна для авантюрного характера Семенова-Когана, и он вернулся в Россию. После революции, когда к власти пришли те, с кем он долгие годы жил в эмиграции, Семенов стал человеком крайне правых взглядов. Он разоблачал немецких шпионов, в том числе Ленина и Троцкого, сочувствовал донскому белоказачьему движению.

Вокруг издания, которое он редактировал в Архангельске, формировались недовольные социалистическим правительством. В газете публиковались статьи и заметки с нападками на Чайковского и социалистов, членов правительства. Эсеры отвечали на нападки в своих партийных газетах. Более того, нападали сами.

Все это читали горожане, удивлению которых не было предела. Баталия в прессе разгоралась по нарастающей.

Не удивительно, что Чаплин нашел в лице Семенова соратника. Но хлесткие филиппики на страницах газет были интересны только скучающей публике. Правительство Чайковского продолжало работать как ни в чем не бывало, активно огрызаясь с полос левых печатных изданий. Они были уверены в поддержке дипломатов Антанты и лично дуайена дипломатического корпуса американца Френсиса.

Архангельск проводил лето шумными гуляньями и военными парадами союзников. Северный фронт оформился, сражения локального характера превратились в привычные будни войны. С обеих сторон появились первые жертвы.

Большевики благоразумно отошли из районов, где не имели поддержки населения, и начали формировать свою армию, поставив целью освобождение Севера от интервентов и белогвардейцев. То, что белое движение поддерживает подавляющее большинство населения области, большевиков совершенно не беспокоило. Принципы диктатуры пролетариата требовали без жалости уничтожать всех, кто был против Советской власти.

Чаплин, мечтавший о быстром создании белой армии столкнулся с массовым саботажем населения призывного возраста. Даже те, кто окончил военные училища и давал присягу на верность, не желали брать в руки оружие.

В самом Архангельске без дела слонялись тысячи бывших офицеров. Идти на фронт они не желали, хотя большевиков ненавидели от всего сердца. Их душа постоянно требовала праздника, поэтому каждый день бывших военных видели в злачных заведениях, кинотеатрах и в обществе дам.

До переворота и приезда на Север Советской ревизии Кедрова большевики проводили здесь умеренную политику, террор не устраивали, и поэтому у населения сохранилась иллюзия, что они не хуже любой другой власти. Многие, кого не коснулась тогда мечем диктатура пролетариата, рассчитывали переждать военное время, не примыкая к противоборствующим сторонам, и уже потом постараться найти общий язык с победителями.