. Ф. У. Паппи считает, что в последнее время помимо двух прежних типов электорального поведения – «избирателя-вкладчика», готового соучаствовать в избирательной кампании партии, и «избирателя-потребителя», только голосующего сообразно с собственными интересами, – появился новый тип, становящийся все более многочисленным. Это «мыслящий избиратель», руководствующийся как собственным опытом, так и информацией о том, что предлагают идущие на выборы партии[95]. А Г. Алмонд и С. Верба склонны объяснять электоральное поведение больше иррациональными мотивами и говорят о феноменологии «чувства приверженности» партиям на примерах избирателей в США, Великобритании, Германии, Италии и Мексике[96].

Выше были отмечены наиболее общие функции партий, на которые указывают большинство современных политологов[97]. Существуют и иные – более конкретные и временные – функции, которые определяются особенностями исторического момента. Такие актуальные, но частные и недолговечные запросы общества являются питательной почвой для несистемных и маргинальных партий. И конечно, совершенно особым образом складывается судьба партий в «молодых демократиях». Для таких политических систем характерно острое противостояние между партиями, рожденными низовыми движениями протеста против традиционного авторитарного строя, и партиями, которые являются наследниками прежней «партии власти». Например, У. Хоффманн-Ланге на основе изучения опыта таких «молодых демократий», как Чили, Польша, Южная Африка, Южная Корея и Турция, пришла к выводу, что в этих странах партийные деятели, особенно из оппозиции, относятся к своим правительствам «с большим подозрением»[98].

Неудивительно, что для молодых партий в поставториарных обществах, возникших независимо и растущих «снизу вверх», характерно стремление активно влиять на разного рода общественные парапартийные движения (экологические, религиозные, женские, молодежные, пацифистские, этнические, а также спортивные или оздоровительные, просветительские, литературные, дискуссионные клубы) и опираться на них в своей деятельности. В последнее время на фоне упадка традиционных партий влияние парапартийных движений быстро возрастает даже в развитых демократиях. В новых условиях выбор между сближением с массовыми общественными движениями или опорой на государство для многих партий нередко приобретает стратегическую значимость. В то же время общественные движения становятся все более самостоятельными и не ищут поддержки и тем более покровительства партий. Яркий тому пример – антиглобалистское движение, часто принимающее формы стихийного протеста.

В западной литературе, особенно американской, до последнего времени преобладала довольно узкая трактовка демократии как набора политических и юридических процедур, соответствующих расплывчатому идеалу «правительства народа и для народа». К этому в лучшем случае добавлялось представление о том, что демократия предполагает наличие соответствующих политических традиций и общественного консенсуса. Под демократией стали понимать оптимизацию интересов членов общества, ориентацию на гражданственность и всеобщий контроль[99]. При этом партиям отводилась главная роль в развитии и сохранении демократии. М. Вебер называл партии «детьми демократии», предназначение которых – «вдохновлять и организовывать массы»[100]. Подобный взгляд на партии сохранялся вплоть до недавнего времени. Еще в последней четверти минувшего века Э. Шаттшнайдер считал, что «современная демократия мыслима только в категориях партий»[101]. Это суждение кажется бесспорным хотя бы потому, что «практически невозможно представить отбор кандидатов в представительные государственные органы без политических партий»