Важные положения о природе и предназначении политических партий сформулированы Дж. Лапаломбарой и М. Вайнером. Исследователи называют три функции, присущие партиям в рамках любого политического режима. Во-первых, формирование общественного мнения, а также выполнение посреднической миссии при трансляции общественных требований в государственные институты. Во-вторых, выработка актуальной повестки действий для своих членов и последователей. В-третьих, селекция активистов с целью их последующего превращения в политических лидеров[61].

Проблема релевантного определения политической партии рассматривалась и Дж. Сартори. Ученый считает, что эта форма политического объединения должна иметь как «„правительственную релевантность“ при формировании коалиций», так и «„соревновательную релевантность“ при нахождении в оппозиции». В свою очередь те политические объединения, у которых отсутствуют «шантажный потенциал» (умение пользоваться «властью вето» в парламентской борьбе) и навыки по формированию коалиций, не могут считаться партиями в точном смысле этого слова[62].

Для понимания роли и места партий в процессе модернизации особое значение имеют исследования, в которых анализируется начавшийся в середине – второй половине XIX в. процесс «огосударствления» ведущих политических партий Запада и их превращения фактически в альтернативные властные институты. Начало исследованию этого аспекта в истории политических партий Запада было положено М.Я. Острогорским, проанализировавшим феномен «кокуса»[63]. Представление о «кокусе» было развито М. Вебером в его концепции плебисцитарной демократии: ученый обращает внимание на то, что даже в условиях демократии реальная власть принадлежит либо тем, кто постоянно работает в партийном аппарате, либо тем, от кого этот аппарат зависит[64].

Следующий этап исследований в этом направлении связан с именем М. Дюверже, подчеркивавшим, что «объединение нотаблей» (французский вариант «кокуса») «имеет естественную тенденцию принимать олигархическую форму», партийные «команды и кланы» тяготеют к превращению в «личные олигархии». Чрезвычайно значимым для понимания специфики развития партий в незападных политических системах представляется наблюдение М. Дюверже о «двух фазах» в истории развития «внутрипартийной власти». На протяжении первой фазы происходит «постепенный переход от личного руководства к институциональному». Вторая фаза – это реверсивное движение, когда, «преодолевая институциональные рамки, власть снова приобретает личностный характер»[65].

Важной вехой в изучении «огосударствления» политических партий стал выход статьи Р. Каца и П. Мэира[66], в которой разобраны четыре последовательно менявших друг друга – по мере усиления их сопряженности с государством – типа партий («элитная» партия, «массовая» партия, «всеохватывающая» партия[67] и господствующая ныне «картельная» партия). В «картельной» партии распределением государственных должностей занимаются группы профессиональных функционеров. В результате партии становятся частью государственной машины, конкуренция между ними становится во многом имитационной, потому что у них имеется «взаимный интерес в коллективном организационном выживании»[68]. Поэтому возникновение «картельной» партии ставит на повестку дня задачу пересмотреть «нормативную модель демократии», поскольку «демократия становится публичным заискиванием элит, а не включением населения в производство политической стратегии»