Связь, возникавшая между ними путём наглядной имитации – акта деторождения, – являлась очень сильной. Нанесённое приёмному сыну оскорбление считалось у народов более тяжким, нежели нанесённое настоящему.

Скрывай ненависть и уста лживые. При многословии не миновать греха. Сдерживающий уста – разумен будет. Уста пасут многих, а глупые умирают от недостатка слов. Притчи Тин_ниТ.

Эта женщина была бодра, полна добросовестной решимости не жалеть себя в назначенном ей ритуалом труде. Обряд к ней был доброжелателен и обходился с ней, отважной, уважительно, так что она жаждала такого материнства. И готовность её была принята. Слабые боли начались, но – будто бы, чтоб не беспокоить пурпурное изголовье необоримого змея – она это нарочно скрыла. Но вот ослабевшая роженица, из которой крепкий её плод высосал всё, выразила резкую, дикую боль. Священный Маг, с высокой митрой на голове и роскошной мантии, догадливо стал на колени, помогая красивому юноше подготовиться к акту рожденья. Роженицу положили на балдахин, предложили подушки. Благодаря пряности, которую ей дали понюхать, она пришла в сознание и пообещала не терять сына.

– Я буду рожать тебя прилежно, – говорила Ханна, – чтобы ускорить дело и не задерживать тебя надолго в пути, дорогой Господин.

– Не робей, плодовитая царица, выдержи, как бы ни было тяжко! Сына ты родишь, поверь моей мудрости, – утешал Священный Маг. – Такое уж это бойкое дитя.

И действительно: оно предполагало, что оно тут единственно важное существо, и оно решительно полагало, что его час настал, и оно рвалось на свет, стремясь отбросить от себя материнскую оболочку. Оно, как бы, само рождало себя в нетерпеливом натиске из голубиного чрева. Рождало без всякого физического участия, несмотря на искреннюю готовность пособничества со стороны той, которая вскормила плод своей кровью-душой, но никак не могла произвести дитя на свет. Не напрасно Маг, бормоча советы и причитания, придавал её членам необходимое положенье: наставлял женщину, как дышать, как держать и расставлять колени. Но мнимые приступы боли срывали всякую дисциплину. Роженица всячески беспорядочно корчилась и металась, сжимая и раздвигая складку ног.

– Ай! Ай! – причитала она, призывая попеременно богов, – Ханна умирает!

Посвящаемые вскрикнули, те, кто был допущен к родильнице, протянули к ней изголовье змея. С большей силой возобновил маг однозвучное бормотанье, которое сопровождало роды почти непрерывно. Преосвященная иерофантида поддерживала голову отчаявшейся женщины, разбросавшей ноги на троне создающего царя.

– Всё пересилится, дорогая.

Иерофантида качала головой, пытаясь улыбнуться. Тут наступило затишье, во время которого бойкий плод словно бы призадумался за чертогом своего времени. Первосвященница сочла затишье за добрый знак и заявила, что оно должно затянуться надолго.

– Уважаемая, сейчас опять бодро примусь за дело и принесу сына, Милька, – пообещала Ханна. То, что она в глубине души понимала и знала, она себе уже высказала. Это тайное её пониманье и знанье обнаружилось снова, когда над столпами Мелькарта всплыла Серебреная Барка Луны.

В складке ног заговорили створки розовой раковины.

– Это будет сын единственно праведной! – призналась Ханна. – И имя живому Богу пусть будет, Мильк. Так и зовите господина, которого я вам принесу, и пусть он помнит о Матери его сотворившей, прекрасным – по образу Господина и по своему подобию.

«Мудрая МаМа», такое было распространено имя Исиды – матери богов и родительницы людей, о которой говорили, что делает она мужчин и женщин, по собственному образу, и подобию Эшмуна. Гордости ради, Ханна ясно отождествила божественную родительницу с собой, как матерью: мысли её шли верным путём. Ханна хотела подготовить изголовье змея, проникшего в лоно святилища, к тому, что – то, кого оно ожидало, приближалось.