Район Пинмэнс-лейн показался Хилари очень мрачным. Старые развалюхи с крошечными окошками. Она постучала в дверь дома номер 10. Тишина. Она постучала снова. Кто-то стал спускаться по лестнице, и в следующую минуту Хилари услышала шаги и поняла, почему миссис Томпсон отзывалась о миссис Эшли с таким презрением. У нее была медленная, неуверенная, немного шаркающая походка. Должно быть, Джеймс Эвертон испытывал симпатию к неудачницам, так как миссис Мерсер тоже была из их числа. Или же, у Хилари возникла неожиданная догадка, предпочитал руководить безвольными и зависимыми женщинами? Она продолжала размышлять об этом, когда дверь открылась и на пороге появилась миссис Эшли. Она поправила тусклые волосы, упавшие на увядшее лицо, и недоумевающе уставилась на Хилари. Когда-то она была хорошенькой девушкой со светлыми волосами и бледно-голубыми прозрачными глазами. Черты лица – мелкие и правильные, но румянец давно исчез с ее щек, и теперь кожа землистого оттенка стала морщинистой. Ей могло быть как тридцать пять, так и пятьдесят пять. Угадать невозможно.

Хилари произнесла: «Можно войти?» – и решительно направилась мимо нее в комнату справа. Она поняла, что не дождется приглашения, но нельзя же было обсуждать дело Эвертона во всеуслышание, стоя на пороге, рядом с соседскими домами.

Комната производила удручающее впечатление. Старый линолеум на полу с выдранными кусками и потрепанными краями, ковер, который выглядел так, будто его подобрали на помойке, и диван со сломанными пружинами и торчащими пучками конского волоса. Рядом стоял деревянный стул с прогнувшейся плетеной спинкой и покрытый видавшей виды красной шерстяной скатертью стол.

Хилари остановилась возле стола в ожидании, пока миссис Эшли закроет дверь и войдет в комнату.

Миссис Эшли была перепугана до смерти. Хилари подумала, что никогда в жизни ей не приходилось видеть такого до нелепости испуганного человека. Это выглядело абсурдно, так как на самом деле ей ничто не угрожало. Нет никакой причины трястись от страха, если когда-то вам довелось работать в доме, где произошло убийство, и теперь к вам пришли, чтобы задать несколько безобидных вопросов. Но бедная миссис Эшли по-прежнему стояла с открытым ртом, а в ее глазах трепетал ужас.

– Я двоюродная сестра миссис Грей, – решительно повторила Хилари.

Миссис Эшли издала какой-то звук, но его смысл был непонятен.

Хилари топнула ногой. Сейчас она могла бы перевернуть весь мир.

– Миссис Джеффри Грей – жена Джеффри Грея. А я ее двоюродная сестра. Я бы хотела задать вам пару вопросов. Миссис Эшли, почему вы так напуганы?

У миссис Эшли перехватило дыхание и задрожал подбородок. Она прикрыла рот рукой.

– Я ничего не знаю. И ничего не могу рассказать.

Хилари старалась сдерживаться. Если она потеряет терпение, все будет испорчено. Тихим голосом, каким разговаривают с выжившими из ума людьми, она сказала:

– Вам нечего бояться. Я хотела расспросить вас о миссис Мерсер.

Похоже, ее слова возымели действие. Миссис Эшли убрала руку ото рта, облизнула побледневшие губы и произнесла слабым, задыхающимся голосом:

– Миссис Мерсер?

– Да. Вы помогали ей в Солуэй-Лодж, не так ли? Она жаловалась вам на зубную боль в день, когда застрелили мистера Эвертона?

– Нет, мисс, ничего такого не было.

Было очевидно, что этот вопрос показался ей легким и не вызвал затруднения.

– Вы знали, что у нее болит зуб?

– Нет, мисс, не знала.

– Вы не знали, что она страдает от зубной боли?

– Нет, мисс.

– Наверное, вы часто разговаривали?

– Иногда она говорила со мной, а иногда нет, – ответила миссис Эшли, – особенно если мистер Мерсер был неподалеку. Но когда мы оказывались вдвоем, она рассказывала, что много лет назад служила в доме у моря. Миссис Мерсер часто вспоминала тот дом. Там жила женщина с маленьким мальчиком, а хозяин дома часто отсутствовал. И еще был младенец, но чаще всего она рассказывала о мальчике.