На самом крайнем стуле, ближе всего к нему, сидел человек, чье лицо и плечи были наглухо закрыты черным капюшоном. Робби не видел его лица и вообще ничего не видел. Однако жилистые руки, сложенные в смиренном принятии, сообщили ему, что перед ним старик. Он сидел в черной мантии, которая скрывала все, даже дыхание. Остальные стулья пустовали.

Все это время Робби краем глаза чувствовал на себе взгляд, исходящий от крысеныша. Он перевел взгляд на него. Тот не изменил позы и все так же в упор наблюдал за ним. Робби не был разборчив в психологии, но даже он понимал, что этот взгляд выражал открытое презрение, граничащее с желанием накинуться на него с осколком битого стекла. Маленькое сморщенное лицо этого жуткого парня казалось еще более жутким из-за жидких волос, которые с трудом прикрывали лысину. Они нависали тоненькими струнками над блестящей кожей черепа как ребра. Но только односторонние. Односторонние ребра.

Эти четверо словно не замечали его, однако Робби был уверен, что они прекрасно знали, что он здесь.

– Кто вы? – произнес он. Робби не смутило отсутствие эха. Все происходящее казалось ему нормальным.

Но ему никто не ответил.

– Что вы здесь делаете? Это мой дом.

Никто не отвечал. Даже не шелохнулся.

– Это мой дом, – сказал Робби громче, как будто он действительно был хозяином. – Уходите.

И тут он услышал голос крысеныша, такой же мерзкий, как и его лицо.

– Это уже не имеет значения. – Он говорил это, не сводя глаз с Робби.

– В смысле уже?

– Ты ничего не значишь.

– О чем вы говорите?

– Уходи ты.

Все остальные молчали. Судя по всему, худощавый был у них за главного. Он продолжал однотонным, зомбированным голосом робота:

– Все это ничего не значит. Ты ничего не значишь. Это не имеет смысла.

– Я не понимаю. Что «это»? Вы…

– Это бесполезно. Ты бесполезный. Все, что ты делаешь, бесполезно. Ты идиот, ты ведешь себя как убогий идиот, ты ничтожество. Ничтожество.

Ангелочек заплакала, и крысеныш замолчал. Тут с места вскочила огромная толстуха и начала орать на нее басом:

– А ну замолчи! Перестань плакать! Перестань! Перестань, или я тебя высеку! Что, тебе мало, тебе мало?! Маленькая уродка, хватит реветь! Нельзя плакать, не плачь! – Она махала руками, как будто отгоняла мух. Но с места не двигалась.

Старец сидел неподвижно. В нем ничего не изменилось, только руки исчезли. Все происходящее напоминало плохую сцену, где каждый из актеров забыл, что он играет роль. Робби почувствовал, как силы снова его покидают. Образы и звуки смешались. Темнота медленно разъедала очертания света. Но перед тем как отключиться, Робби успел заметить – все остальные стулья были заняты.

Резкий запах спирта и табачного дыма заставил его мозг очнуться. Первое, что Робби увидел, – хмурое, чересчур сосредоточенное лицо Алисы. Пока он приходил в себя, она обрабатывала ему руку. Судя по всему, она сидела над ним уже долго. Робби сначала не понял, где находится. Просторно, светло и тихо; мягкий диван, кухня, соединенная с гостиной, странная люстра. Снова ощущение незаконченного сна. Он все еще видел крысиное лицо.

– Кать, дай еще вату. – Тут появилась Катя, и Робби все понял. Постепенно к нему начала возвращаться память. Он вспомнил, как пришел к Теме, как выпил первый стакан разбавленного виски, потом танцы с Верой. Потом пусто. Алиса выглядела очень плохо. «Она либо не спала, либо случилось что-то ужасное» Вдруг он вскрикнул от боли и понял, что все это время у него ныла рука. Но когда он перевел взгляд на свою ладонь, стадию недоумения сменила стадия ощущения своей беспомощности перед закрытым чуланом памяти, скрывающим что-то очень страшное. Ладонь была в буквальном смысле искромсана до самой мышцы. Множество порезов разной глубины мешали оценить общее состояние тканей. Он почувствовал, как у него свело колени. Робби с детства не переносил вид крови и все, что с ней связано. Он хотел было закричать, но когда он снова посмотрел на Алису, отвращение сменилось страхом – жутким и цепенящим. Измотанная, заплаканная, бледная. Катя стояла рядом, подавленная и напуганная; глаза в пол. Робби все хотел что-то сказать, как-то начать разговор, но вместо этого выдавил лишь: