Хотя во время работы в травматологии Марина насмотрелась всякого и даже будто бы привыкла к чужой смерти, но все равно видеть ее всегда неприятно.
Надо хоть милицию вызвать, чтобы не валялся покойник весь день. Марина огляделась, будто хотела спросить совета у кого-то, стоящего рядом. И тут снова обратила внимание на пакет. Наверное, он был наполнен снедью: сверху рядом с пластиковым стаканчиком из-под колы выглядывали пара морковин и, похоже, помидоры.
«Вот жил человек, бомжевал, дрянь всякую хлестал, а продуктами запасся. Ему они все равно ни к чему, а я, может, хоть салат какой-нибудь сделаю». Марина выбросила стаканчик в лестничный пролет, решительно взяла пакет, вошла в квартиру, заперла дверь и позвонила в милицию, придав голосу недовольную интонацию: «Там какой-то человек на лестнице валяется. Нет, больше мне делать нечего… не знаю, что с ним, не подходила. Похоже, что пьяный»…
…Катьки, как и следовало ожидать, дома не оказалось. Соседи еще спали. Пока никто не мешал, Марина решила заняться хозяйством, чтобы вечером не мучиться с ужином. Она пошла на кухню готовить с учетом того, что бог послал в виде бомжатских продуктов. На какой-то миг подумала, что, наверное, поступила не очень хорошо, позарившись на чужой пакет, но затем махнула рукой: алкашу теперь все равно, мне готовить не из чего, а овощи иначе пропали бы.
Она выглянула в давно не мытое окно кухни. На улице кружились большие белые хлопья, тихо укутывая засиженный голубями подоконник, и весь серый двор-колодец с его обшарпанными стенами.
Марине вдруг стало очень жалко себя, и на глаза навернулись слезы. А воспоминания последних лет уже мелькали, словно кадры забытого кино…
Тогда по телевизору передавали грустный фильм. Но сеанс был прерван появлением матери.
– Мариша, я должна познакомить тебя со Станиславом Трофимовичем. Это очень порядочный человек, – продекламировала мама так выразительно, что дочка все поняла. Комментариев не требовалось.
Прежде мать ее ни с кем не знакомила. Время от времени у нее появлялись-таки друзья-мужчины, но в дом к Войцеховским – маленькой семье, состоящей из Анны Леопольдовны, учительницы русского языка и литературы, давным-давно разведенной женщины, и ее дочери-школьницы Маришки, – они не заглядывали. Анна Леопольдовна всегда боялась причинить психологическую травму ребенку, как сама говорила подругам. Она искренне желала быть идеальной и безупречной матерью, не дающей дочери повода для сомнений в своей нравственности.
Отношения в семье трудно было назвать искренними и открытыми. Точнее, они были просто фальшивыми: Анна Леопольдовна скрывала от дочери абсолютно все, вплоть до ее происхождения. Когда в положенный период любознательного детского возраста Мариша задала вопрос о своем отце, мать поджала губы и заявила, что имя этого человека недостойно даже произнесения.
– Мам, а как же тогда быть с моим отчеством Андреевна? Его что, тоже нельзя называть вслух, а?
– Я повторяю. – Анна Леопольдовна, не отреагировала на сарказм. – Твой отец был недостойный человек. Надеюсь, что ты не пойдешь в него.
– Слушай, а если он был таким недостойным, нафига ты меня от него родила?
– Перестань говорить такие вещи своей матери! – Анна Леопольдовна перешла ни визгливый учительский крик. – Я и так пожертвовала собою ради тебя, ночей не спала, когда ты родилась, сколько я с тобою натерпелась!
– Отстань ты со своею жертвенностью! – принялась кричать уже и Марина. – Да ты невыносима со своими упреками: родила, не спала, пеленки стирала. Никто не заставлял!
После нескольких таких стычек они обе окончательно поставили крест на задушевных разговорах.