– Разумеется, господин Жевроль.

– Скажи, мой юный друг, – спросил полицейский, – узнаешь ты этого человека, если увидишь снова?

– Ещё бы, конечно!

– Значит, в нем было что-то особенное?

– Ну да – лицо кирпичного цвета.

– И все?

– Все, сударь.

– Но ты видел, как он был одет. На нем была блуза?

– Нет, куртка с большими карманами. Из одного торчал уголок платка в голубую клетку.

– А какие были на нем штаны?

– Не помню.

– А жилет?

– Погодите-ка, – задумался мальчик. – Жилет? По-моему, жилета не было. Да, не было, потому что… Ну конечно, вспомнил: он был без жилета, но в галстуке, концы которого были продеты в большое кольцо.

– А ты, малыш, не дурак, – с удовлетворением сказал Жевроль. – Держу пари, что, хорошенько подумав, ты вспомнишь ещё что-нибудь.

Мальчик молча опустил голову. По морщинам на его юном лбу можно было догадаться, что он отчаянно напрягает память.

– Точно! – вдруг воскликнул он. – Вспомнил!

– Ну?

– Этот человек носил большие серьги.

– Браво! – вскричал Жевроль. – Примет вполне достаточно. Я его разыщу, а вы, господин следователь, можете заготовить для него вызов в суд.

– Я полагаю, что показания этого мальчика, пожалуй, самые важные, – отозвался г-н Дабюрон и, обратившись к пареньку, спросил: – Не скажешь ли, мой юный друг, что за груз был на судне?

– Вот этого не знаю, сударь: судно-то было палубное.

– Оно шло вверх или вниз по Сене?

– Но оно ведь стояло, сударь.

– Это понятно, – пояснил Жевроль. – Господин следователь спрашивает, в какую сторону был повёрнут нос судна: к Парижу или к Марли?

– Оба конца судна показались мне одинаковыми.

Начальник полиции разочарованно развёл руками.

– Но ты, – обратился он к мальчику, – мог заметить название судна: ты ведь умеешь читать? Следует всегда смотреть, как называется судно, на которое заходишь.

– Я не видел названия, – ответил парнишка.

– Если судно стояло в нескольких шагах от причала, – вмешался г-н Дабюрон, – на него могли обратить внимание жители Буживаля.

– Господин следователь прав, – поддержал комиссар.

– Верно, – согласился Жевроль. – Да и матросы наверняка сходили на берег и заглядывали в трактир. А этот патрон Жерве, как он выглядел?

– Как все здешние речники, сударь.

Мальчик собрался уходить, но следователь остановил его.

– Прежде чем уйти, мой мальчик, скажи: говорил ты кому-нибудь об этой встрече?

– В воскресенье, вернувшись из церкви, я все рассказал матери, сударь, и даже отдал ей десять су.

– А ты ничего от нас не скрыл? – продолжал следователь. – Утаивать истину от правосудия – тяжкий проступок. Оно все равно до всего дознается, и должен тебя предупредить, что для лгунов существуют страшные наказания.

Юный свидетель покраснел как помидор и опустил глаза.

– Вот видишь, ты от нас что-то скрыл. Разве ты не знаешь, что полиции известно все?

– Простите, сударь, – воскликнул мальчик, заливаясь слезами, – простите, не наказывайте меня, я никогда больше не буду!

– Говори же, в чем ты нас обманул?

– Сударь, этот человек дал мне не десять, а двадцать су. Десять я отдал матери, а десять оставил себе, чтобы купить шарики.

– Мой юный друг, – успокоил его следователь, – на этот раз я прощаю тебя. Но пусть это послужит тебе уроком на всю жизнь. Ступай и запомни: скрывать правду бесполезно, она всегда выйдет наружу.

Последние показания, добытые следователем, давали хоть какую-то надежду. Ведь и ночник во мраке сияет, словно маяк.

– Господин следователь, я хотел бы сходить в Буживаль, если вы не возражаете, – сообщил Жевроль.

– Вероятно, вам лучше немного подождать, – ответил г-н Дабюрон. – Этого человека видели в воскресенье утром. Давайте узнаем, как вела себя в тот день вдова Леруж.