Однако Ноэль не подслушивал за дверью. Он выскочил на Провансальскую улицу, добрался до дому и вошёл тем же путём, что и выходил, – через бывший каретный сарай. Не пробыл он у себя в кабинете и пяти минут, как в дверь постучали.

– Сударь, – послышался голос прислуги, – сударь, отзовитесь, во имя неба!

Ноэль открыл дверь и раздражённо воскликнул:

– Ну что там ещё?

– Сударь, – проговорила служанка, заливаясь слезами, – я стучалась уже три раза, а вы все не отвечаете. Пойдёмте, умоляю вас. Боюсь, госпожа умирает.

Адвокат поспешил вслед за служанкой в комнату г-жи Жерди. Больная так страшно переменилась, что он содрогнулся.

Накрытая одеялами, она тряслась в лихорадке, лицо её сделалось таким бледным, словно в жилах у неё не осталось ни капли крови; глаза, горевшие мрачным огнём, казалось, подёрнулись тонкою плёнкой. Распущенные волосы обрамляли лицо и спускались на плечи, отчего г-жа Жерди выглядела ещё ужасней. Из груди у неё порой вырывался слабый стон, иногда она что-то неразборчиво бормотала. Временами при сильных приступах боли она вскрикивала: «Больно! Больно!» Ноэля она не узнала.

– Видите, сударь, – сказала служанка.

– Кто же мог предположить, что болезнь будет развиваться столь стремительно? Быстрее бегите к доктору Эрве: пусть встаёт и немедленно идёт сюда. Скажите, я просил.

Распорядившись, Ноэль сел в кресло лицом к больной.

Доктор Эрве был старым другом Ноэля, его соучеником и товарищем по Латинскому кварталу. История доктора Эрве – это история одного из тех молодых людей, которые без денег, без связей, без протекции осмеливаются посвятить себя самой трудной, самой сомнительной профессии, какая существует в Париже. Увы, нередко случается, что молодые талантливые врачи ради пропитания вступают в сговор с самыми бесчестными аптекарями.

Человек поистине замечательный и знавший себе цену, Эрве, закончив учение, сказал себе: «Нет, я не стану прозябать в деревенской глуши, я останусь в Париже, стану знаменит, сделаюсь главным врачом больницы и кавалером ордена Почётного легиона».

Чтобы вступить на этот путь, в конце которого маячила ослепительная триумфальная арка, будущий академик залез в долги на двадцать тысяч франков. Нужно было снять и обставить помещение, а это стоит недёшево.

Затем, вооружившись долготерпением и неукротимой волей, он стал бороться и ждать. Но кто может себе представить, что значит ждать в таких условиях? Чтобы понять, нужно пройти через все это. Умирать от голода – во фраке, свежевыбритым и с улыбкой на губах! Современная утончённая цивилизация придумала эту муку, и перед ней бледнеют самые жестокие пытки дикарей. Начинающий врач пользует бедняков, которым нечем платить. А больные – народ неблагодарный. Выздоравливая, они прижимают врача к груди и называют своим спасителем. Выздоровев, они смеются над медиками и с лёгкостью забывают о гонораре.

После семи лет героических усилий у Эрве образовалась, наконец, приличная практика. Все это время он платил чудовищные проценты по долгу, но тем не менее ему удалось приобрести известность. Несколько брошюр, премия, полученная без особых интриг, привлекли к нему внимание.

Увы, это был уже не тот жизнерадостный молодой человек, которого в день первого визита переполняли надежды и уверенность в будущем. Он ещё хотел, и сильнее, чем когда бы то ни было, добиться своего, преуспеть, однако радости от преуспеяния уже не ждал. Слишком много он мечтал об успехе вечерами, когда ему не на что было пообедать. За своё будущее богатство, сколь бы оно ни оказалось велико, он уплатил с лихвой. Преуспеть для него теперь означало лишь взять реванш. В свои тридцать пять лет он познал столько разочарований и обманутых надежд, что ни во что не верил. Под его напускной доброжелательностью таилось безмерное презрение. Проницательность, обострившаяся за годы нужды, мешала ему, поскольку людей прозорливых обычно опасаются, и он старательно скрывал её под маской добродушия и беспечности.