И неважно, что на дворе стоял март, неважно, что температура плюс пять. Самира исполнила программу и соскок, о чем свидетельствовало описание, сделанное после изъятия пленок с уличных камер видеонаблюдения. Совершив соскок с моста-бревна, она приземлилась почти на тридцать метров ниже уровня асфальта.

Ударив кулаками по рабочей поверхности стола, я снова заставила Гекату недовольно свистеть и фыркать.

– Почему?!

Для этой девушки никогда не наступит завтра. Не взойдет солнце, чьи лучи робко коснулись тюля моей комнаты по ту сторону стекол. Так не должно быть! Никто не должен умирать в восемнадцать на рассвете, не пройдя и четверти пути по небосклону.

Как мои десятилетние сестры… что не протянули и восьмой части круга жизни.

Не было их, не было гимнастки, не было Аллы, а я почему-то была.

Я все еще дышала, считая, что моя расплата за то, что осталась живой, – жить с этим знанием, что их нет. Жить с незнанием – кто виноват.

Надеюсь, мои кошмары, шепот в голове и повышенная интуиция останутся максимумом и никакой версией Аллы я не стану. Я будущий следователь, а не убийца… А то, что случилось в оранжерее… судом признано самообороной.

К семи утра стандартные карточки дел погибших (или убитых) были готовы.

Итого, на данный момент числилось шесть трупов: парнишка на рыбалке с крючками в венах, студентка с циркулями, родственница генерала с гитарой, сценарист с зубами, пенсионерка с землей и гимнастка с мостом.

Сто сорок пять страниц описательного текста я сократила до трех, заполняя поля, разработанные лично Воеводиным. Прикрепив файлы, отправила Камилю, в копию поставила Воеводина.

В оставшееся время приняла душ, вымыла голову, покормила Гекату. Меня ждал только кофе в круглосуточном кафе «Вермильон». Я спрятала влажные волосы под кепку, посадила на плечо зевающую Гекату и вышла прогуляться за свеженьким латте и парочкой бисквитных булочек «Мадлен» – как объяснила мне Алина, они пекутся в формочках, имитирующих морские гребешки.

Когда-то такие выпекали в половинках из-под настоящих ракушек.

– Кира, привет! – помахала Алина, протирая витрину. – Ты пушистика принесла! – торопилась она погладить Гекату по белой шубке. – Можно подержать? Красотка моя! Иди на ручки к тете Алине! Какой ошейник у нее, как у йоркшира! Фирменный, дорогой.

– Ошейник от прежней хозяйки. Хоряша, – так ласкательно называла я хорька, – к нему привыкла.

Я передала красную петельку от шлейки Алине, наслаждаясь ароматами свежеиспеченного хлеба и рассматривая витрину с золотыми круассанами и липкими улитками, усыпанными изюмом размером с вишню.

– Тебе как всегда? – вымыла Алина руки, обработав антисептиком (привет, Камиль!), прежде чем принялась за приготовление кофе.

Камиль боялся микробов. Его бы воля, он не снимал бы латексные перчатки никогда. Именно так я объясняла себе его пристрастие к латексу.

– И две ракушки бисквита, – облокотилась я о столик для выдачи, когда завибрировал мобильник. – Нужны эндорфины и быстрые углеводы после ночи.

Я прочитала сообщение.

– После ночи с твоим другом? – подмигнула Алина, выливая молоко в чашку в форме елочки. – Кто еще напишет девушке в семь тридцать утра? Кто еще заставит тебя улыбаться вот так?!

– Я не улыбаюсь, – втянула я щеки и театрально нахмурилась, – я полночи составляла описания шести трупов, какие тут могут быть улыбки?

– Кира! Прекрати! – замахала на меня руками Алина. – Не порти ауру хлеба! Он все слышит! Он ведь живой!

Алина обогнула прилавок, протянула мне кофе и конвертик с мадленами.

– Лотерея! – объяснила она, когда я уставилась на яркий розовый билетик, приклеенный к пакетику с булочками. – Собственники придумали. Сертификаты разыгрываем и кофе в подарок! Булки там разные, кексики! Но у тебя уже есть свой кекс, да?